Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А здесь, как я уже говорил, наши братья, сменяяськаждые два часа, читают непрерывно книгу, привезенную Его преосвященствомпрелатом...
— Так часто сменяются, — пробормотал Олег. —Это чтоб не заснуть?
Томас пихнул его в бок, настоятель перекрестился, отгоняясоблазн ответить так, как язычник заслуживает, сказал елейным голосом:
— Дабы почаще давать братьям приобщаться к великомусчастью читать священные строки...
Монах по его жесту чуть отступил, Олег подмигнул емудружески, отчего монах побагровел и засопел угрожающе. Очень немонашескиепальцы крепче сжались на дубине.
Настоятель толкнул дверь, воздух в келье тяжелый, спертый,от массивных каменных глыб тянет пронизывающей сыростью. В келье голые стены,крест на стене и две свечи по бокам. В центре массивная деревянная подставка, вуголочке прилеплена тонкая свеча, толстая книга раскрыта на середине, монахчитает дрожащим от благоговения голосом стоя, время от времени отвешиваяпоклоны.
Томас смиренно остановился у двери, настоятель прошел вкелью и подал брату во Христе знак, чтобы тот не обращал на них внимания. Олегже подошел к монаху и бесцеремонно заглянул через его плечо. Взгляд его побежалпо строкам, как мышь по горячей сковороде. Монах недовольно оглянулся, Томаспосмотрел на друга и укоризненно покачал головой. Олег сдвинул плечами, взеленых глазах играла насмешка.
— Тебе не понять святых слов, — сказал Томасстрого. — Потому молчи смиренно.
— Им самим не понять, — ответил Олег, глаза изтемно-изумрудных стали ясными, как свежая травка после дождя. — Повторяют,как обученные вороны.
— Это Святая книга, — напомнил Томас еще строже.Монах покосился на кощунствующего с возмущением. Томас сказал нервно: — Пойдемотсюда, невежда. Пусть тебе бросят соломки где-нибудь в хлеву...
— Согласен на конюшню, — прервал Олег. —Люблю коней. Они хоть такие глупости не читают. Кишки переворачиваются, когдавижу ошибку на ошибке.
Томас ухватил его за плечо и силой потащил к выходу.Настоятель шел следом, а когда Томас распахнул дверь могучим пинком, сказал имв спины негодующе:
— Это самый древний текст, что сохранился!..
Олег на пороге оглянулся.
— Все равно там кучи ошибок, — сказал онхладнокровно. — Да еще такие смешные... Еще намучаетесь с этимcelibacy, — наплачетесь...
Томас пихнул его в спину:
— Да иди же!
Настоятель крикнул вдогонку:
— А как верно?
— Celebrate, — донесся голос уже из коридора.
Испуганный вскрик из глубины кельи заставил настоятеляобернуться. Монах отскочил от подставки с книгой и смотрел выпученными глазами.
Воздух в келье разом очистился, посвежел и наполнилсястранным благоуханием. Сердце подпрыгнуло, Томасу захотелось упасть на колени ивозвести очи к небу, задыхаясь от внезапного блаженства. Все четверо ощутилисебя так, словно потолок исчез, небо распахнулось, а светлые ангелы пропелиторжественную песнь.
Дверь захлопнулась, отрезая Томаса и калику от этого дивноизменившегося мира, где остались настоятель и монах. Томас оглянулся, но каликас прежним сумрачным видом уходит к лестнице, на ходу шаркая подошвой. Томасдогнал быстрыми шагами.
— Что это было?
Калика буркнул с неприязнью:
— Да какая-то дрянь прилипла... Хорошо, если воск, аесли дерьмо какое...
Томас вскричал:
— Откуда в монастыре дерьмо? Ты скажи, что тамстряслось? У меня душа воспела и вознеслась...
— Смотри, крылья не сожги, — предупредил калика.Он пошаркал подошвой, осмотрел, сказал довольно: — А-а, так это кусок сургуча!А я смотрю, красное, что только не подумал.
— А еще Вещий, — сказал Томас обвиняюще. — Тыэто что, прочел книгу... правильно?
— Молодец, — похвалил Олег. — Вот видишь,ничего разъяснять не пришлось. Не такой уж и дурак, хоть и при оружии.
Поверхом ниже монастырская столовая, пусто. Олег отыскалкелью, которую отец Крыжень выделил им для ночлега, толкнул незапертую дверь,огляделся, но смолчал, Томас вошел следом.
Олег с тяжелым вздохом сел на широкую лавку, что служит иложем. Томас с раздражением наблюдал, как он деловито сбрасывает сапоги, ставитрядышком, чтобы пятки вместе, носки врозь, аккуратность выказывает, затемкалика завалился навзничь, руки за голову, могучие мышцы вырисовываются выпуклои красиво.
— С утра ехать надо, — сообщил он сумрачно. —Неча тянуть.
— Куда ехать?
— Поговорить с теми, — ответил Олег, — ктовсе это затеял. Язву, как здесь ее зовут.
Томас покосился на меч в углу и разложенные по лавкедоспехи.
— Поговорить?
— Я все делаю миром, — ответил Олег, подчеркнул: —Всегда!.. Конечно, когда удается.
— Хорошее уточнение, — буркнул Томас. —Своевременное. А то бы я кое-что напомнил. Ты уже выяснил, где искать?
— Примерно.
— Насколько?
— Где-то за монастырем, — ответил Олегуклончиво. — Чутье на что?
Он хмуро смотрел на Томаса, зеленые глаза загадочноблистали. Монастырь на зеленом островке казался ему льдиной в океане гнилойслизи. И ощущение упорно твердило, что льдина тает, упорно подтачиваетсяволнами. И хотя настоятель уверяет, что зеленый круг неизменен вот уже скольколет, опыт участника многих баталий подсказывает, что любую пассивную оборону вконце концов взламывают.
Томас после беседы со святыми отцами пребывал в такомпросветленном состоянии, что вот-вот на спине начнут пробиваться культяпкибелых крыльев.
Он переложил доспехи на пол и широкий подоконник, но ввозбуждении не мог усидеть на освободившейся лавке, заходил взад-вперед потесной келье, кулаками стучал то в ладони, то по бокам.
— И что, — сказал он обвиняюще, — хочешьсказать, что ты читал когда-то эту Святую книгу? Вот уж не поверю!
— Твое дело, — буркнул Олег. — Вообще-то ячего только не читал... Есть люди, что читают только умное, а я мел все подряд.Даже эти вот, ха-ха, святые книги! Видел бы ты тех ребят, что сочиняли эти святыетексты! Нет, у тебя душа поэта, больно ранимая и политесная. Тебе правду знатьнельзя. Как думаешь, нам поесть дадут или надо...
Томас вскрикнул:
— Только не колдовством! Только не колдовством в такомсвятом месте!
— Да ты че? — удивился Олег. — Я хотел толькосам пойти поискать на кухне.
Томас сказал раздраженно:
— Сэр калика, я что-то вас не разумею. Мы ехали свеликой и благородной целью: отыскать логово местного дьявола и разнести еговдрызг! Я все время ломаю над этим благородную рыцарскую голову, а вы, сэркалика...