Кервези сунул руку за спину и извлек кинжал, вернее, тонкий и длинный стилет. Держа его перед собой, он чуть покачивал клинком, словно взвешивая. Правую ногу он явно оберегал, но все равно сумел улыбнуться.

— Иди сюда, Петрок! Иди сюда! Бежать тебе некуда. Настало время платить долги.

Я сунул руку в сапог и вытащил Шаук. У Кервези расширились глаза.

— Шаук! Ты украл у меня еще и нож, маленький засранец! Отдай немедленно!

Кровь из носа попадала мне в рот. Такая соленая, что аж затошнило. Я сплюнул и отер губы тыльной стороной ладони, державшей нож.

— Теперь это мой нож. Хочешь забрать себе — попробуй!

Я выплюнул эти слова ему в лицо, и он сделал выпад. Я едва успел встать, опираясь на крутой склон, и откатился в сторону. Потом оттолкнулся и поехал вниз по гальке. Нога по крайней мере оставалась выпрямленной. Кервези развернулся и вновь нацелился своим стилетом мне в лицо.

— Твой глаз, мой мальчик, — вот что мне нужно, — произнес он нараспев. Его клинок, узкий, как травинка, поблескивал в лучах солнца. Он снова сделал выпад, и я встретил его лезвие своим, отбил его вниз и, отступив, пропустил мимо себя, нанеся при этом режущий удар. Шаук пропорол белесую от пыли ткань, оставив темную дыру.

— А ты его неплохо наточил для меня, — прохрипел Кервези, клинком рисуя в воздухе круги. — Ха! — Он сделал ложный выпад и рассмеялся, когда я дернулся вбок. — Ну и задал ты мне потеху! И привел прямо к добыче! Может, простить тебе утраченный глаз? А, Петрок? Всепрощение! Что твои ученые книги говорят о всепрощении, мои монашек? А?!

Он снова сделал финт, и я дернулся в сторону. Тут он бросился на меня, быстрый, как атакующая змея. Я попытался парировать его удар, но его рука проскочила под моей, и острие стилета угодило мне в подмышку. Шаук застрял у него в рукаве, и я пнул его и оттолкнул от себя. Теперь он зашатался. А я взмахнул ножом, распоров ему грудь, задев основание шеи, и оставил на рубахе еще один разрез. Он заорал от боли, и я нанес колющий удар. Кервези пригнулся, врезался мне головой в живот и бросил через себя. Я покатился по камням прямо в воду, соленая влага тут же огнем полыхнула во всех моих ранах и ссадинах, заставив вскрикнуть от боли. Я барахтался в воде, борясь с намокшей одеждой и пытаясь превозмочь жгучую боль, а Кервези уже приближался. Мне удалось встать на четвереньки, но он оказался проворнее — наклонился, схватил меня за ворот рубахи и рывком поднял, так что я оказался на коленях у его ног.

— Это была всего лишь игра, монашек. И у тебя нет никаких шансов ее выиграть. Стой спокойно!

Его рука переместилась мне на горло и заставила задрать лицо вверх, так что я встретился с ним глазами. Он наставил на меня стилет, уперев указательный палец в обушок клинка и глядя на меня поверх него, как бы прицеливаясь. Все, что я видел, — это сверкающую сталь и серый глаз Кервези за ней. В нем вдруг мелькнула красная искра — и тут же пропала.

— О Боже!

Он все еще стоял, наклонившись надо мной, но был словно заворожен чем-то, происходившим за моей спиной. Стилет дрогнул и опустился. Я хотел было ухватить его и только тут осознал, что все еще сжимаю в ладони Шаук. Я вцепился в рукоять обеими руками и всадил его Кервези под ребра. Он издал странный икающий звук, и я ударил еще раз. Почувствовал, как стилет, падая, задел мне щеку и рухнул в воду. Сэр Хьюг повернул ко мне лицо. В углах его побелевших губ мелькнуло нечто вроде улыбки.

— Кажется, ты убил меня, Петрок, — выдохнул он. Изо рта его выплеснулась кровь, обрызгав нас обоих. — И моим же собственным ножом… Вот уж никогда бы не…

Он начал конвульсивно содрогаться, его единственный глаз дико блуждал по моему лицу, словно желая что-то там обнаружить. Я почувствовал, как его руки слабо пытаются ухватиться за мою рубаху, а когда отпрянул, он уронил голову, упершись лбом мне в лоб, судорожно вздохнул и умер. Я оттолкнул его, и он упал, раскинув руки на белой гальке.

Я медленно повернулся, пытаясь понять, что меня спасло. Там, не более чем в пяти сотнях шагов, на спокойной как зеркало глади моря в огромном зареве ярко-оранжевого огня полыхала галера, вся целиком, от кормы до носа. А от нее медленно и спокойно двигался в мою сторону темный силуэт «Кормарана». Я видел, как с весел стекает вода. Меня кто-то звал. Мне уже было не повернуть головы, но тут на мелководье вышел Павлос и сел рядом. Накинул мне на плечи плащ и прижал к себе. И я заплакал. Тяжкие рыдания сотрясали меня, никак не прекращаясь. Я оплакивал Билла, Кордулу, Джеймса, оставшегося в оливковой роще, всю пролитую кровь, которая, казалось, еще текла из меня в бескрайнее соленое море.

— Греческий огонь! — Анна была вне себя от радости. — Это был греческий огонь, понимаешь?!

— Я даже не знаю, что это такое, — промямлил я.

— Самое страшное оружие римлян! — пояснила она, раскачиваясь на каблуках. — Его секрет известен только нам. Вот и гадай теперь, откуда он взялся у нашего капитана… Да он и не скажет, где его раздобыл. Впрочем, ничего удивительного: мой дядюшка приказал бы выдрать ему все кишки и пустить их на шнурки для башмаков — только за то, что он знает секрет этого состава!

Я лежал на тюфяке на палубе кормовой надстройки. Два дня назад мы покинули Коскино и теперь плыли между маленькими островами у побережья Далмации. Исаак заштопал меня, пока я спал, а спал я с того самого момента, когда Павлос втащил меня на борт «Кормарана». Низам дежурил рядом дни и ночи и первым подал мне напиться, когда я проснулся. Мне сначала не хотелось говорить, так что он отправлял назад любого, кто забирался сюда по трапу, и называл мне острова, мимо которых мы проходили: Ластово, Сусак, Вис. В конце концов ко мне пришел капитан и уселся рядом.

— Я перед тобой в огромном долгу, — сказал он.

— С чего это?

— Ты избавил меня от сэра Хьюга. И еще я должен перед тобой извиниться. Я не предполагал, что они попытаются похитить нашу реликвию из гробницы, и уж точно не думал, что Кервези вместе с ними предпримет такую попытку.

— Поскольку у меня хватило глупости добровольно вызваться на это дело, никакие извинения не нужны, — напомнил я. Но он все равно смотрел печально и уныло. — А как насчет корабля Кервези? Вы о нем знали?

— Нет. То есть я знал, что у него должен быть быстроходный корабль, потому что он обогнал нас на пути к Коскино, но не такая вооруженная галера. У его папаши оказался более толстый кошелек, чем можно было думать. Нет, мы заметили красную лампу Кервези на горе, потом свет твоей и поняли, что все пошло не так. Я вышел с Хриноса, чтобы забрать тебя с острова или оказать помощь Павлосу, и, как оказалось, правильно сделал, потому что мы сразу заметили галеру, шедшую на нас по проливу. В противном случае они застали бы нас врасплох, стоящими на якоре, и мы бы сейчас с тобой тут не сидели.

— Очень жаль, что я так и не прихватил Кордулу. Полный провал.

— Нет-нет! — Он улыбнулся и покачал головой. — Результат… Я на более благоприятный и рассчитывать не мог. Мы избавились — ты избавил нас — от опасного противника. И у нас по крайней мере осталась фальшивая святая. — Он заметил мой удивленный взгляд. — Ветер был попутный, так что, снявшись с якоря, мы поплыли вокруг острова к городу и попали туда как раз вовремя, чтобы застать на причале троих весьма удивленных франков с длинным тюком. Они только раз взглянули на Димитрия и тут же поспешно вручили этот тюк нам.