входить сюда, в принципе, не имелось изначально. Он поступил так как раз потому, что ему посоветовали не входить.

«И теперь я выгляжу очень глупо, — медленно выдохнул Ахин, выискивая ракурс, при котором пирующая нежить не так сильно бросалась бы в глаза. — Кажется, меня сейчас вырвет…»

— Я предупреждал, — произнес Перевернутый, стоя у него за спиной.

— Все… — одержимый усилием воли подавил судорогу и проглотил выплеснувшуюся на корень языка едкую горечь. — Все нормально.

Заметив вошедших, нежить оторвалась от растерзанных людей. На Ахина воззрились мертвые глаза, в которых блекло сверкала жажда поглощения жизни. Иссохшие лица были покрыты кровью, между гнилыми зубами застряли лоскуты кожи и кусочки мяса, алые капли срывались с их рук и импровизированного оружия. Вчерашние апатичные кладбищенские работники явили свой истинный облик, поддавшись ужасающему проклятию времен Вечной войны.

«Они были созданы лишь для того, чтобы сеять смерть, приумножая тем самым собственную численность и силу, — внезапно осознал Ахин. — И что же мне с ними делать, когда настанет мир?..»

— Спасибо тебе, одержимый, — произнес один из мертвецов. — Давно я не чувствовал себя таким живым!

Нестройный хрип согласия прокатился по помещению.

«Хм… Не лучшим образом, но, кажется, я заслужил их уважение. Ладно, допустим. Для начала очень даже неплохо», — Ахин неторопливо кивнул, маскируя очередную попытку проглотить ком в горле, и обратился к нежити:

— Все верно. Главное, продолжайте точно и безоговорочно выполнять мои приказы — и тогда каждый из нас заполучит то, к чему стремится. Это все, что я требую от вас, и все, что могу предложить взамен.

«Стыд-то какой, — стиснул зубы одержимый. — Сплошное пустословие. Ну, образ есть образ. Правда, лидер из меня какой-то карикатурный получается».

— Как скажешь! — воодушевилась нежить. Похоже, они не заметили подвоха в короткой речи Ахина. — Эй, доходяги, хватит жрать! Утолили голод — и будет. Нам приказано вынести отсюда все полезное. Выполняем! Быстрее, пошевеливайтесь!

Мертвецы кинулись переворачивать сторожку вверх дном. А одержимый, освободившись от оков всеобщего внимания, торопливо прошел вперед, в пустой коридор между зданиями. Перевернутый и Трехрукий последовали за ним.

Прислонившись к стене, Ахин прикрыл глаза и пробормотал:

— Зрелище на редкого любителя.

— Я предупреждал, — повторил Перевернутый.

— Да, стоило прислушаться.

— Но надо признать, что тебе удалось извлечь некую пользу, — продолжил опрятный мертвец. — Твой авторитет окреп. За этим любопытно наблюдать.

— Ага. А уж как окреп бы мой авторитет, если бы меня там вырвало…

— Однако ты держался достойно, — заметил Трехрукий.

— Если бы вся нежить была столь же внимательна и проницательна, как вы двое, то в ваших рядах уже распустился бы целый веер серьезных сомнений.

— Я в тебе не сомневаюсь, — равнодушно ответил Перевернутый. — Но и не переоцениваю.

Трехрукий сделал красноречивый жест: «Точнее и не скажешь», — а затем как-то виновато и одновременно снисходительно улыбнулся. Мол, извини, друг, но мы тебя понимаем.

Наконец отдышавшись, Ахин выпрямился и задумчиво почесал подбородок, взглянув на дверь, ведущую в сторожку:

— Значит, таково ваше питание?

— Примерно, — нехотя ответил Перевернутый.

— Многие из присоединившихся к тебе, принадлежат к числу тех, кто глубоко проникся нашей природой, — продолжил за него Трехрукий. — Питание для них не только необходимость, но и своеобразное удовольствие. Мимолетное ощущение жизни. Некоторые даже заключали договоры с похитителями — иногда на телегах смерти им привозили еще живых нищих людей и одурманенных зельевых наркоманов.

«А Сеамир думал, что он один такой умный. Дело-то, оказывается, освоенное».

— Тогда они довольствовались малым и оберегали свой секрет, опасаясь расследований. Но пугала их не смерть, не кара, а только то, что они могут остаться без этой единственной радости в своем посмертном существовании. Теперь же мы свободны, страха больше нет. У нас появилось будущее. Но пути к нему два — всецело отдаться проклятию или же освободиться от жажды чужой жизни. И иногда эти пути пересекаются.

Перевернутый угрюмо кивнул. Сквозь непроницаемую маску безразличия, дарованного смертью, проступало беспокойство, осознать суть которого Ахин вряд ли когда-либо сможет.

— Ясно, — пробормотал одержимый. — Все-таки необходимость питания существует, от этого никуда не деться.

— К сожалению.

— Да, — Ахин внимательно посмотрел на них: — А вы разве не собираетесь… ну… есть?

— Потом, — коротко ответил Перевернутый. — Не хочу испачкаться.

— Наши возьмут немного человечины про запас, — нервно улыбнулся Трехрукий. — Поем, когда надо будет.

«Пора закрывать тему».

— Хорошо. Заканчиваем тут, — решительно заключил одержимый и спросил у Перевернутого: — Одноглазый все еще в бараках?

— Естественно, — опрятный мертвец бросил многозначительный взгляд на кровавый отпечаток ладони на стене.

«Да, он бы не отказал себе в подобном удовольствии, — по спине Ахина пробежали мурашки. — В общем-то, именно ради этого он и присоединился ко мне».

— Тогда приведи его в чувство. Мы будем ждать вас снаружи.

— Ладно.

Перевернутый направился к двери барака, а Ахин, вдохнув побольше относительно свежего воздуха, вернулся в сторожку. Нежить все еще была занята мародерством, потрошила тумбочки, столы и шкафы, кто-то даже зачем-то оторвал от пола несколько досок. К общей картине жестокой бойни добавился хаос тотального погрома, но теперь внимание хотя бы не акцентировалось исключительно на расчлененных и погрызенных человеческих телах. Впрочем, тошнота все равно вернулась, поэтому одержимый поспешил выйти наружу, стараясь не смотреть по сторонам.

— Тебе это кажется отвратительным? — спросил Трехрукий, как только они покинули здание.

— Что? — Ахин сделал вид, будто не сразу понял вопрос. — А… Нет, просто непривычно. Я ведь понимаю, что каждый темный народ имеет собственные особенности и потребности. Вы не виноваты в том, что вынуждены подчиняться древнему проклятию.

— А я считаю это отвратительным, — мертвец попытался вздохнуть. Послышался нездоровый клекот в его груди, пахнуло разложением. — Наверное, во мне еще осталось слишком многое от человека.

«Я бы сказал, что это хорошо. Но не для нежити».

— Так ты не ешь?

«Ох, чтоб меня! — Ахин раздраженно поморщился. — Закрыли же тему. Вот зачем снова начал?»

— Ем. Приходится, — Трехрукий снова нервно улыбнулся. Швы на щеке натянулись. — Я боюсь сгнить, ведь мне выдался второй шанс. Не хочу упустить его, но идти против собственных убеждений… Сохранить человечность или же начать новую жизнь? Сложный выбор.

— Сейчас ты — порождение Тьмы. Ты не человек, и никогда им больше не станешь, — произнес одержимый, ощутив специфичную тревогу мертвеца. Темный дух взволнованно зашевелился. — Но это не повод забывать о человечности, что бы ты ни подразумевал под ней. Тебе удалось вырваться на свободу, и речь идет не только о какой-то физической границе, очерченной стенами Могильника. Ты приобрел свободу выбора — можешь стать тем, кем сам хочешь; поступать так, как пожелаешь. В рамках морали и права, конечно же… Но! Ты навсегда останешься нежитью. А