Здесь перед ним была девственная природа. Насколько хватало глаз, из воды поднимались горы, покрытые густым лесом. Гамаш видел остров и рыбацкие лодки. Над головой парили орлы. Мужчины сошли на берег, усыпанный галечником и ракушками, где они постояли молча несколько минут, слушая пение птиц и плеск воды, вдыхая воздух, в котором висел запах водорослей, рыбы и леса.

— Знаете, здесь больше орлиных гнезд, чем где бы то ни было в Канаде. А это знак удачи.

Полицейские канадской полиции редко говорили о знаках, если только это были не дорожные знаки. Гамаш не повернулся к сержанту, его слишком захватило зрелище. Но он слушал.

— Существует два клана хайда. Клан орла и клан ворона. Я организовал вам встречу со старейшинами обоих кланов. Они пригласили вас на обед.

— Спасибо. А вы там будете?

Сержант Миншолл улыбнулся:

— Нет, я подумал, вам без меня будет удобнее. Хайда очень дружелюбные люди. Они жили здесь тысячи лет, и никто их не тревожил. До недавнего времени.

«Любопытно, что он говорит о хайда „они“, а не „мы“, — подумал Гамаш. — Может быть, делает это из уважения к гостю, чтобы не показаться пристрастным».

— Я постараюсь не тревожить их сегодня.

— Ну, с этим уже поздно.

* * *

Арман Гамаш принял душ, побрился, вытер зеркало. Ощущение было такое, будто туман, висящий над древними лесами, пробрался и сюда. Должно быть, чтобы понаблюдать за Гамашем. Разгадать его намерения.

Протерев для начала небольшое окошко в зеркале, он увидел очень усталого офицера полиции вдали от дома.

Надев свежую рубашку и темные широкие брюки, он выбрал галстук и сел на край двуспальной кровати, покрытой простеганным, видимо, вручную лоскутным одеялом.

Комната была простая, чистая и удобная. Но даже если бы здесь было хранилище репы, это тоже не имело бы значения. Все, на что ты обращал тут внимание, — вид из окна, которое выходило прямо на залив. Закат окрасил небо золотом, пурпуром и красным, все это вибрировало и смещалось. Жило. Здесь все казалось живым.

Гамаш подошел к окну; его глаза впитывали эту красоту, а руки завязывали шелковый галстук. Раздался стук в дверь, он открыл ее, предполагая увидеть хозяйку или сержанта Миншолла, но, к его удивлению, перед ним предстала пилот маленького самолета.

— Моя прабабушка, нони, попросила меня пригласить вас на обед.

Она по-прежнему не улыбалась. Напротив, это приглашение было ей не очень приятно. Гамаш надел свой серый пиджак и куртку, и они вышли в сгущающиеся сумерки. В домах, сгрудившихся вокруг гавани, горел свет. Воздух был сырой и холодный, но свежий, и Гамаш почувствовал себя бодрее и собраннее, чем в течение прошедшего дня. Они сели в старый пикап и двинулись из города.

— Значит, вы здесь живете, на островах Королевы Шарлотты?

— На Хайда-Гуаи, — сказала она.

— Да, конечно, извините. Вы принадлежите к клану орла?

— Во́рона.

— Вот как, — сказал Гамаш, понимая, что может показаться смешным.

Но молодой женщине, видимо, было все равно. Похоже, ей было удобнее вообще его не замечать.

— Наверное, ваша семья довольна, что вы летчик.

— Почему?

— Ну, вы же летаете.

— Потому что я ворон? Здесь все летают, старший инспектор. Просто мне нужно больше подмоги.

— И давно вы в авиации?

Она не ответила. Этот вопрос не стоил того, чтобы на него отвечать. И Гамашу пришлось согласиться. Молчание лучше. Его глаза приспособились к темноте, и он различил линию гор по другую сторону залива. Через несколько минут они добрались до соседней деревни. Молодая летчица остановила машину перед ничем не примечательным белым домом, у двери которого висела табличка «Общинный дом Скайдгейта». Летчица вышла и направилась к двери, даже не оглянувшись, чтобы убедиться, идет ли он за нею. Либо считала, что он никуда не денется, либо, что более вероятно, ей было все равно.

Он отвернулся от погруженной в сумерки гавани и последовал за ней в дверь общинного дома. А шагнув через порог, оказался в оперном театре. Гамаш повернулся назад, чтобы убедиться, что дверь осталась на месте, а он каким-то волшебным образом не перенесся в другой мир. Они были с трех сторон окружены нарядными балконами. Гамаш медленно развернулся на 360 градусов, подошвы его ботинок чуть поскрипывали на полированном полу. И только тут он понял, что рот его слегка приоткрыт. Он закрыл его и посмотрел на молодую женщину рядом с ним.

— Mais, c’est extraordinaire.[80]

— Haw’ aa.[81]

Широкие удобные лестницы вели на балконы, а в дальнем конце зала размещалась сцена. Ее задняя стена была расписана маслом.

— Это деревня хайда, — сказала летчица, кивая в сторону стенной росписи.

— Incroyable, — прошептал Гамаш.

Старший инспектор нередко удивлялся, поражался тому, что видел в жизни. Но почти никогда не бывал он ошарашен до такой степени, как сейчас.

— Вам нравится?

Гамаш повернулся и понял, что к ним присоединилась другая женщина, гораздо старше, чем летчица и сам он. В отличие от сопровождавшей его молодой женщины она улыбалась. По легкости ее улыбки можно было подумать, что она повидала немало смешного в этой жизни.

— Очень нравится. — Он протянул руку, и они обменялись рукопожатием.

— Это моя нони, — сказала молодая женщина.

— Эстер, — представилась нони.

— Арман Гамаш, — сказал старший инспектор, чуть поклонившись. — Для меня это большая честь.

— Это для меня большая честь, старший инспектор. Прошу вас. — Она показала в центр зала, где был накрыт длинный стол. Приготовленная еда наполняла помещение аппетитным ароматом, в зале были люди — они разговаривали, обменивались приветствиями, окликали друг друга.

Гамаш полагал, что старейшины приходят на собрание в традиционной одежде. Теперь он испытывал смущение от привычки мыслить стереотипами. Он увидел перед собой мужчин и женщин в том виде, в каком они приходят с работы домой: кто в футболках, кто в теплых свитерах, кто в костюмах. Кто-то из них работал в банке, кто-то в школе, кто-то в клинике, кто-то на холодной воде. Среди них были и художники, и большая их часть — резчики.

— У нас родство определяется по женской линии, старший инспектор, — сказала Эстер. — Но большинство вождей — мужчины. Хотя это не значит, что женщины не имеют прав. Вовсе нет.

Она посмотрела на него своими ясными глазами. Ее слова были простой констатацией факта и никак не хвастовством.

Затем она представила его всем собравшимся — каждому по отдельности. Он повторял их имена, пытаясь запомнить, хотя после полудюжины запутался. Наконец Эстер подвела его к столу с готовыми блюдами на выбор.