Мюллер внимательно наблюдал за журналистом.

— Кажется, вы решились. Поздравляю. Итак…

Штольц попытался присесть. Руку тотчас пронзила страшная боль.

— Он… то есть русский… передал мне привет от одного знакомого.

— Кого именно?

— Вы его не знаете.

Взгляд Мюллера помрачнел, не предвещая ничего хорошего:

— Поверьте, я многое знаю. И многих. Итак, назовите имя.

— Извольте. Бургдорф.

Хорошо, что в этот момент Мюллер на секунду отвел взгляд к окну и Штольц не заметил его реакции. Да уж, день сплошных сюрпризов…

— Чем занимается этот ваш знакомый?

— Корректор в типографии.

«Все сходится. — Мюллер почувствовал, как на лбу выступила испарина. — Но что все это означает? Глупое стечение обстоятельств? Или чья-то игра против меня? Вот тебе и журналист… Еще бы узнать: где и когда русский познакомился с двойником фюрера…». От ребусов у Мюллера начала раскалываться голова.

— А русский что, с ним, с этим… как его…

— Бургдорф.

— Ну да. Он с этим Бургдорфом в типографии познакомился?

— Нет. Ночью. Во время подавления выступления.

— Мятежа! Мятежа, дорогой мой журналист. Извольте называть вещи своими именами. Мятежа, заговора, но уж никак не выступления. Это спортсмены могут выступать. Или наш Геббельс по радио. А мятежники не выступают. Они предают и стреляют. Чаще всего в спину. Когда никто ни о чем не подозревает.

Штольц снова поморщился от боли.

— В спину стреляют только подлецы. И в первую очередь те, что имеют привычку ставить людей к стенке.

— Я не из них. И вообще о моем ведомстве ходит слишком много ничем не подкреплнных слухов. Где живет корректор? — едва не выкрикнул шеф гестапо.

«Их заинтересовал Бургдорф. — Штольц заскрежетал зубами. — И зачем я про него упомянул? Ведь русский же сказал, что он прячется. А, впрочем, какое мне дело до Бургдорфа? Он всегда казался мне подозрительным. Люди с такими, как у него, бегающими глазками чаще всего имеют внутреннюю гнильцу. Недаром ведь он так похож на Гитлера… К тому же корректор не имел никакого отношения к заговору. А прячется… да мало ли от чего. Может, своровал что-нибудь».

Штольц обессиленно прислонился к стене.

Мюллер расценил паузу по-своему:

— Герр журналист, мне позвать Шумахера?

— Не стоит. Русский сказал, он живет в районе станции метро «Ноллендорфплац».

«И все-таки наш беглец живет там». — Мюллер осмотрелся. Жаль, что его молодцы сломали телефон, а то бы он сейчас взгрел кое-кого за халатное отношение к служебным обязанностям.

— Так-то лучше. Шумахер, — Мюллер позвал помощника и поднялся со стула, — наш друг журналист утверждает, что русский видел одного моего знакомого сегодня ночью недалеко от метро «Нол-лендорфплац». Как думаешь, Гейнц, могло такое быть?

Шумахер потер кончик носа, после чего вынес вердикт:

— Думаю, да. Ночью батальон Скорцени именно в том районе разгромил колонну танков.

— Свободен. Жди меня внизу. — Мюллер повернулся к Штольцу. — Что еще говорил русский?

— Больше ничего вроде бы.

— «Вроде бы» меня не устраивает. Конкретнее: что он еще говорил?

Нога шефа гестапо наступила на раненую руку Штольца. Тот еле сдержал стон:

— Только спросил, как у нас обращаются с восточными пленными. Теми, кого вывезли из оккупированное районов.

— Зачем спросил?

— Не знаю. Мне показалось, что у него здесь, в Германии, кто-то из родных.

— Даже так?.. Любопытно. — Мюллер вздохнул: — Жаль, герр Штольц, что в вашем доме не нашлось письменных принадлежностей. — Он оправил китель, расстегнул кобуру с пистолетом: — Простите, господин журналист, за беспокойство.

Выстрел прозвучал неожиданно хлестко. Пуля впилась в грудную клетку Штольца, пригвоздив его к стене.

Группенфюрер покинул жилище журналиста, затворил за собой дверь, спустился вниз и на ходу бросил помощникам:

— Подожгите квартиру. Пусть считают, что произошло ограбление. Не ровен час, «Хромой» действительно о нем вспомнит.

Последнюю фразу Мюллер сказал себе под нос. Так, чтобы ее никто не услышал.

* * *

Совещание Герман Геринг решил провести ночью. И в своем ведомстве. Он никогда не считал себя мнительным человеком, но сегодня был другой случай. Одна лишь мысль о необходимости пребывания в помещении, где лежит труп Гитлера, приводила рейхсмаршала в трепет. Мало того, тело фюрера находилось как раз под совещательной комнатой, и потому рейхсмаршалу чрезвычайно мешало ощущение, что придется ходить по праху рейхсканцлера. Мысленно представив подобную картину, Геринг наотрез отказался от предложения Геббельса и пригласил всех в свой родной кабинет на Вильгельмштрассе.

В восемь часов вечера все приглашенные лица вместе со своими секретарями и помощниками стояли перед рейхсмаршалом. На совещании отсутствовали только представители вермахта: Геринг категорически отказался принять их у себя, мотивировав свое решение тем, что следствие еще не определилось до конца, кого из генералитета рейха можно назвать предателями. А потому-де он, Геринг, не может пока никому из них доверять. На самом же деле рейхсмаршал просто боялся, что кто-то из военных пронесет на совещание взрывное устройство. Не обшаривать же, в конце концов, каждого входящего.

Шпеер приехал с двумя главными помощниками — Доршем и Зауром. Геринг цепким взглядом выделил их из окружающих.

За час до. совещания Борман передал Герингу любопытную словесную информацию о министре военной промышленности. Точнее, о его возможном участии в заговоре. Геринг внимательно выслушал версию, однако, вопреки ожиданиям «тени фюрера», в нее не поверил. Точнее, поверил, но не всему. Слишком уж быстро Борман сдал «объект». Торопится. Рейхсмаршал моментально просчитал ситуацию: либо Шпеер мешает рейхслейтеру, либо, наоборот, Борман хочет использовать Шпеера в каком-то новом качестве.

Первый аргумент можно смело отводить: Шпеер и Борман никогда не конфликтовали, ибо у них попросту не было точек соприкосновения. Правда, тут же отметил про себя рейхсмаршал, так было лишь «до того»… А «после того» все могло поменяться. И у Бормана вполне мог проснуться интерес к военной промышленности. Но тогда, наоборот, Шпеер должен быть нужен как раз в качестве союзника. Дабы сохранить ведомство, которое уже готовы забрать под себя как сам Геринг, так и Гиммлер. А вот в аресте и смерти Шпеера более всего заинтересован один человек. «Фермер».

Очкарик в скором времени должен передать ему все объекты, связанные с разработкой нового оружия. А сколько их у него всего, тех объектов? То-то и оно, что этой информацией в рейхе владеют только два человека: Гиммлер и Шпеер. Третий, кто знал о секретном оружии, лежит в деревянном ящике. Опять этот проклятый ящик, не к ночи будь помянут!…