Становилось жарко. Огонь медленно, но неуклонно стекал по стенам вниз, к телу журналиста. Штольц опрокинулся на спину, повернулся ногами к двери и изо всех сил ударил по ней. Страшная боль отключила сознание. Если бы не кипящая капля мебельного лака, упавшая на руку, через несколько минут репортера ничто бы уже не спасло.

Придя от ожога раскаленной каплей в чувство, раненый еще раз, но уже с большим отчаянием ударил ногами по двери. Замок «сжалился», и начавшая покрываться язычками пламени дверь распахнулась.

Штольц вывалился из квартиры на лестничную площадку, закашлялся от потока свежего воздуха. За спиной творилось что-то невообразимое. Сквозняк придал огню новую силу, и тот, захлебываясь свободой, принялся с гулом и воем поглощать все, что находилось на его пути.

Штольц ухватился за лестничные перила, заставил себя подняться на ноги и по возможности быстрее спуститься вниз. Три лестничных пролета он одолел за десять минут. Откуда-то сверху начали доноситься крики. Видимо, огонь устремился к верхним этажам.

Прежде чем покинуть дом, Штольц «замаскировал» окровавленное плечо остатками костюма. Если его заберут сейчас в госпиталь и обнаружат пулевое ранение, врачи немедленно вызовут крипо. А второго шанса уйти от Мюллера уже не будет.

Меж тем перед домом успела собраться небольшая толпа зевак, указывавших пальцами на верхние этажи. Языки пламени, вырывавшиеся из квартиры журналиста, облизывали теперь стены третьего этажа. Где-то вдалеке послышалась сирена пожарной машины.

Штольц протиснулся сквозь толпу, не обратившую на него никакого внимания, перешел на противоположную сторону улицы и медленной, усталой походкой побрел к одному ему известной цели.

Журналист понимал: первое, что сейчас нужно сделать, это найти медицинские препараты. Ближайший медпункт располагался в бомбоубежище. Чтобы добраться до него, Штольцу понадобилось минут пятнадцать. Еще десять ушло на уговоры медсестры выдать ему бинты, йод и немного спирта. Пиджак с трудом прикрывал все более расплывавшееся по рубашке пятно крови. Пришлось сказать женщине часть правды: дескать, спасаясь из горящего дома, он при спуске с лестницы поранился о торчавший из стены металлический штырь.

Получив все необходимое, Штольц покинул бомбоубежище, прошел по улице до первого разрушенного здания, спрятался среди куч строительного мусора и достал медикаменты. Сняв пиджак и разорвав на себе сорочку, Штольц сначала обработал рану спиртом. От первого же прикосновения тампоном к коже он едва не потерял сознание. Затем, собравшись с духом, залил простреленное место йодом и лишь после этого туго перетянул его бинтом. Остатки окровавленной рубашки полетели в сторону. Пиджак на голом теле смотрелся нелепо, поэтому пришлось заняться поисками более-менее приличного нательного белья. Руины выглядели свежими, недавними. Возможно, именно поэтому Штольцу довольно скоро повезло: под небольшой горкой битого кирпича он обнаружил чемодан с совершенно новой мужской одеждой. Это была удача. Переодевшись и на всякий случай спрятав чемодан подальше от посторонних глаз, Штольц направился к станции метро.

Он знал, каким должен быть его следующий шаг. Найти Бургдорфа и предупредить того об опасности.

* * *

Нож вгрызся в консервную банку и с трудом вспорол ее металлическую оболочку. В нос тотчас ударила волна одурманивающего мясного аромата. Тонкие, почти прозрачные ломтики черного хлеба уже лежали. на аккуратно расстеленной газете — фрагменте импровизированного стола. Рядом с хлебом стояла фляга с водой. Имелся у Бургдорфа и коньяк, но сейчас он не позволял себе употреблять спиртное. Не то время. Корректор давно взял за правило: нужно не пить для того, чтобы выжить, а нужно выжить, для того чтобы пить. Лезвие ножа легко прошлось по хлебу: ни одна капелька жира не имеет права пропасть. Первый бутерброд исчез во рту в считанные доли секунды. «Так не годится», — остановил себя Бургдорф. Пища должна тщательно пережевываться, иначе проку от нее будет мало. Над вторым куском хлеба с мясом челюсти двойника фюрера потрудились более основательно. Соответственно, и удовольствие получили неизмеримо большее. Глоток воды протолкнул пищу глубже в желудок. Корректор снова поднес хлеб ко рту и вдруг замер. Внезапно нахлынувший страх сковал все его тело от затылка до пяток и заставлял теперь не столько даже думать, сколько немедленно действовать. Во имя собственного спасения. Бургдорф окинул свое убежище взглядом загнанного зверя. Опасность. И очень близко. Бежать) И немедленно)

Беглец отбросил бутерброд, подскочил к топчану, на котором коротал долгие часы одиночества, поднял матрац, достал из-под него пистолет с двумя обоймами и устремился к выходу.

На улице царила кромешная темнота. Корректор заставил себя сдержаться от стремительных действий. Сначала он осторожно высунул из лаза только голову. Подождал, пока глаза свыкнутся с ночным светом. Осмотрелся, нет ли кого поблизости. Убедившись, что ощутимой угрозы пока нет, Бургдорф ужом выполз из тайника, перекатился вправо и прополз метров десять вперед. Приподнял голову. Прохожих не было. Никто не хотел находиться рядом с местом недавнего сражения. Тем более в такое время суток. Бургдорф вернулся назад, прикрыл вход в укрытие и, пригнувшись, кинулся к ближайшему обгоревшему танку. Едва он успел до него добежать, как из-за поворота, ведущего к станции метро, выскочили две легковые машины, освещая пространство перед собой слепящими глаза фарами. Двойник Гитлера спрятался за остовом обгоревшей машины. «Если авто проедут мимо, — решил он, — продолжу движение. Если же остановятся, значит, по мою душу».

Машины остановились. Из них выбрались шесть человек. Четверо в гражданском и два солдата.

Бургдорф упал на живот и плашмя прополз под днище танка. Резкая тошнотворная вонь ударила в ноздри. Корректор протянул руку вперед и чуть было не заорал от ужаса; Тошнотворный запах исходил от трупа танкиста, который в последний момент жизни пытался, видимо, покинуть горящую машину через люк в днище танка, но, выбравшись лишь наполовину, так и застрял в нем навечно. Теперь его тело тряпкой свисало из чрева сожженной «пантеры».

Люди в цивильном, профессионально оглядываясь по сторонам, направились в сторону корректора, то есть его танка-укрытия, освещая себе дорогу фонарями.

— Серьезные дела творились тут прошлой ночью, — донесся до Бургдорфа незнакомый глухой голос. — Железного креста достоин тот, кто подбил этот танк.

— Хватит болтать, — прозвучал второй голос. Бургдорф вжался в землю от страха: он узнал его. Второй голос принадлежал Мейзингеру, помощнику Мюллера. Если не другу. Впрочем, у такого человека, как Мюллер, вряд ли могут быть друзья. Мейзингер неоднократно приезжал вместе с шефом гестапо к нему домой. И дважды лично сопровождал его на встречи с рейхсканцлером и Гиммлером. — Эй, парни, прекратить разговоры! Помните» как выглядит подозреваемый в убийстве? Мужчина. Пятидесяти пяти лет. Небольшого роста. — «Неужели добавит, что похож на Гитлера?» — потрясенно подумал Бергдорф. Однако Мейзингер нашел другой выход. — Одним словом, приводите ко мне всех, кто старше сорока. Тиман, пройдите по правой стороне улицы. Кнохен — по левой. И ничего не пропустите. Ни одной детали!