– Курт Гессе, инквизитор, – оповестил он ровно; темнота приблизилась.

– Вы в одиночестве?

– Как и было условлено, – кивнул он, решившись тоже сделать шаг навстречу – всего один, как и человек напротив. – Хотя, полагаю, об этом тебе известно не хуже меня; я слышал твоих приятелей позади себя.

Впереди прозвучал смешок, и сгусток мрака шагнул еще раз.

– Да, известно… Вы вооружены?

– Разумеется, – Курт тоже сделал очередной шаг вперед. – Два кинжала и арбалет; если в твои планы не входит моя гибель, я к ним даже не притронусь. Не мог же я идти по ночным улицам вовсе без оружия.

– Пообещайте, что не станете вытворять глупостей, и можете подойти, – позволил голос впереди; он кивнул снова:

– В мои планы это уж точно не входит: я пришел говорить, и более ничего.

– Идите. Только спокойно.

Курт миновал оставшиеся пять шагов неспешно, удерживая руки чуть в стороне от ремня – не поднимая, однако держа ладони таким образом, дабы было видно, насколько далеко они от рукоятей. Встретивший его человек сделал шаг назад, вглядываясь в его лицо; Курт тоже рассматривал своего потенциального информатора – луна была тусклой, однако даже в ее слабом свете было различимо, что ночной собеседник молод, годами тремя лишь старше него, жилист и собран, как кошка, лицом, однако, более напоминая воробья, прицелившегося на брошенную на дорогу горсть зерна.

– Прежде, чем мы начнем говорить, майстер инквизитор, я задам вам один вопрос, – решительно сказал тот, – и хочу, чтобы вы ответили честно.

– Обычно я это говорю, – усмехнулся Курт осторожно; собеседник хмыкнул в ответ:

– Чего только в жизни не случается, майстер инквизитор… Итак, мой вопрос. Курт Гессе, племянник пекаря Фиклера – вы имеете к нему отношение?

Курт молчал мгновение, за которое успел продумать все, что только мог себе вообразить – от возможного покушения (с попыткой подставить местных бандитов) до мести кого-то из прежних знакомых; наконец он кивнул, осторожно приблизив ладонь к рукояти арбалета.

– Имею, самое непосредственное. Это я Курт Гессе, племянник Фиклера. Это что-то меняет?

– Не хватайся за ножик, Бекер[153], – засмеялся человек напротив, сделав еще два шага и остановившись уже рядом. – Ты всегда был нервным…

– Полагаю, нет смысла спрашивать, знакомы ли мы, – снова опустив руки, подытожил Курт, теперь, при таком расстоянии, готовясь при случае выхватить оба кинжала. – Но я не могу тебя вспомнить.

– А то; столько лет прошло. И я б тебя не вспомнил, если б… Я тебя к нам привел. Теперь помнишь?

– Финк[154]? – уточнил он; тот разыграно поклонился. – Рад видеть тебя… живым. Ты изменился.

– Да и вас не узнать, майстер инквизитор.

Голос у бывшего приятеля был спокойным, разве что пробилась в нем некоторая неловкость и даже чуть неуверенность; однако ничего дурного тот, судя по всему, не замышлял.

– Что-то мне кажется, – бросил пробный камень Курт, – ты не в своей тарелке, произнося эти слова.

– Ну, – пожал плечами тот, – теперь, раз уж я знаю, с кем говорю, действительно – не по себе. Нелегко выговорить «вы» и «майстер» тому, кто когда-то хоронился за моей спиной, утирая кровавые сопли.

– Тогда оставим все это, так будет проще, – предложил он миролюбиво, и Финк с готовностью кивнул.

– Это хорошо, что ты не задаешься, Бекер… Пошли сядем? Ты не думай, – продолжал тот уже спокойно, когда они уселись на порог пустующего дома – все же чуть в сторонке друг от друга, оба держа руки на коленях, ближе к ремню с оружием, – не думай, я твою должность уважаю. Не какие-то тебе там, понимаешь…

Курт молчал, ожидая продолжения; его собеседник вздохнул:

– Я знаю, тебе не терпится услышать, чего ради я тебя сюда потащил ночью; сейчас все обрисую, не боись. Без сведений не уйдешь. Только ты мне сначала скажи, если не секрет, как это тебя угораздило? Тебя ж, вроде, вздернуть должны были?

– Повезло, – отозвался Курт, косясь в темноту и теперь уже отчетливо слыша, как кто-то ходит чуть в стороне – топчется на месте, ожидая, очевидно, завершения беседы своего приятеля с кельнским инквизитором. – Попал под опекунство одного святого отца, ну и… Все просто.

– Натурально, повезло, – согласился Финк без особой зависти и даже почти с сочувствием в голосе. – Мы-то, понимаешь, когда услышали – «Курт Гессе», да еще говорили, что ты отсюда родом – сразу подумали о тебе, но как-то уж это было чудно́. Мы спервоначалу решили – а, хрен с ним, какая разница… И когда ты шашни крутил с этой графиней – понимаешь, не нашего это ума было дело, кто и кого… гм… Вообще – ты же сам знаешь, подельников сдавать зазорно.

– Знаю, – осторожно согласился Курт; Финк кивнул:

– Вот так оно. А потом, когда ее арестовали, смотрю – все забегали, магистрат озверел совсем, студентов попрятали, инквизиторы галопом туда-сюда мельтешат, и все такие серьезные; тут я и подумал – нет, это уже не шутки. Посовещались с парнями и решили, что в таких делах мы не участники. Вот потому и послали эту записку именно к тебе, чтоб с тобой поговорить. Подумали – если ты, то говорить будет проще, а если просто имя совпало, то все равно лучше с тобой, чем с этим старичьем… уж извиняемся за прямоту.

– Да нет, – усмехнулся Курт, – я понимаю. Самому с ними иногда… Так что у вас случилось?

– А это, Бекер, не у нас, – вздохнул Финк. – Это у тебя. Ну и у нас тоже, конечно, только – предупреждаю: тебе это слышать будет мерзостно.

– Ничего, – подбодрил Курт. – Говори. Я уже многого наслушался и навидался… Говори.

– Ну, стало быть, так, – решительно выдохнул тот. – Еще одно предупреждение: имен я тебе не назову, и никаких свидетелей на свой суд ты не получишь – сам должен понимать, не с нашим рылом в свидетели лезть, да и вообще на людях мелькать… Расскажу просто, что мне известно, чисто чтоб совесть облегчить и чтоб ты знал. Понимаешь меня?

– Разумеется, Финк. Я на большее не надеялся.

– Так вот, значит, что я тебе скажу. Когда их светлость граф фон Шёнборн навернулся в пьяном виде у трактира, женушка его, в общем, страдала недолго – замутила с каким-то студентом. Никто об этом не знал. Спросишь, откуда тогда мы знали? Эта дамочка частенько его впускала к себе в дом ночью; парни видали. А еще они видели, как она появлялась в Кёльне, когда ее, вроде бы, тут не было. Понимаешь, о чем я? Все думают, что она у себя в замке, а она – тут, только ночью. Ночью появилась, следующей ночью обратно, втихую. И студентик тоже – вечером шасть к ней, другим вечером шасть обратно… Ну, кроме как пообсосать косточки, нам бы и до этого дела не было бы, а только однажды она с нами связалась; причем, чертова баба, сама, представляешь? Вот так вот, в трактире, подсела к одному из наших и – не напрямик, обходами, а все же сама сговорилась с ним о работе.