Олигархия перешла границы допустимого. Переворот был неизбежен, и, наконец, демократия разорвала оковы. Понятно, что после многовекового гнета демократия не могла остановиться на политических реформах, а должна была первым делом заняться социальными реформами.

Небольшое количество истинных спартанцев (не более семисот) и деморализация, как следствие долгого притеснения, объясняют, почему требование перемен исходило не от низших классов. Оно исходило от царя. Агис пытался совершить этот неизбежный переворот с помощью законных средств, что сильно осложняло его задачу. Он представил в сенат, то есть представителям самого богатого класса, два законопроекта: об отмене долгов и разделе земли. Как ни странно, но сенат не отклонил его законопроекты. Возможно, Агис принял меры, чтобы его предложения были приняты. Законы были приняты, оставалось привести их в исполнение, а реформы подобного рода настолько трудно осуществить, что даже настроенные самым решительным образом люди терпят неудачу. Столкнувшись с сопротивлением эфоров, Агис был вынужден прибегнуть к крайним мерам. Он сместил с должностей эфоров и назначил на их место новых. Он вооружил своих приверженцев и на год установил господство террора. За это время ему удалось провести закон о долгах и сжечь долговые расписки на общественной площади. Но произвести раздел земли Агис не успел. Причина нам неизвестна; может, Агис испытывал неуверенность, посчитав, что зашел слишком далеко, а может, олигархия умело сфабриковала обвинения против Агиса. Как бы то ни было, но народ отвернулся от Агиса и тем самым подписал ему смертный приговор. Эфоры казнили Агиса, и была восстановлена аристократическая форма правления.

Клеомен подхватил предложение Агиса, но действовал более умело и, в отличие от Агиса, не терзался сомнениями. «Клеомен был и честолюбив, и благороден, и не менее Агиса склонен по натуре к воздержности и простоте, но мягкости и крайней осторожности Агиса в нем не было, – напротив, в душе его как бы сидело острие, подстрекавшее волю, и он неудержимо рвался к цели, которая однажды представилась ему прекрасной. А прекраснее всего, казалось ему, – править охотно подчиняющимися своему царю подданными; вместе с тем он считал прекрасным и взять верх над непокорными, направляя их к добру силой». Он начал с того, что убил эфоров и отменил должность эфора, одинаково ненавистную и царям, и народу, и изгнал богатых. За этим переворотом последовал следующий. Клеомен заново поделил землю и предоставил гражданские права четырем тысячам лаконцев. Примечательно, что ни Агис, ни Клеомен не считали, что совершили перевороты, и оба, ссылаясь на древнего законодателя Ликурга, утверждали, что возвращали Спарте «вкус отеческих обычаев». Государственное устройство Клеомена было, конечно, далеко от древних обычаев. Царь действительно обладал неограниченной властью и правил наподобие тех тиранов, которые в то время властвовали во всех греческих городах; народ в Спарте, удовлетворившись получением земель, похоже, мало беспокоился о политической свободе. Но это продолжалось недолго. Клеомен хотел распространить демократическое правление на весь Пелопоннес, в то время как Агис пытался установить свободу и правление мудрой демократии. Во всех городах начались волнения; имея перед глазами пример Спарты, народ надеялся на отмену долгов и раздел земли. Неожиданное восстание низших классов заставило Агиса изменить планы. Он решил, что может рассчитывать на Македонию, царь которой Антигон Досон в то время проводил политику, направленную на уничтожение тиранов. Агис призвал его в Пелопоннес. Антигон Досон и ахейцы одержали победу над Клеоменом при Селласии. Спартанская демократия вновь потерпела поражение, и македонцы восстановили в Спарте прежний государственный строй (222 год до н. э.).

Однако олигархия исчерпала силы. Народные волнения не прекращались. Как-то три эфора, поддерживавшие партию народа, убили двух своих товарищей; на следующий год все эфоры были представителями партии олигархов. Народ взялся за оружие и убил этих эфоров. Олигархи были против царей; народ хотел иметь царей. Царя избрали, но он не был членом царского рода; невиданный для Спарты случай. Этого царя по имени Ликург дважды свергали с престола; в первый раз народ, поскольку он отказал в разделе земли, второй раз аристократия, поскольку подозревала его в желании произвести раздел. Нам ничего не известно о его дальнейшей судьбе, но после него правил тиран Маханид, а это служит доказательством того, что верх одержал народ.

Филопемен, собрав почти все военные силы Ахейского союза, разбил крупное войско спартанцев, а самого Маханид а убил в бою. Спартанская демократия тут же избрала другого тирана, Набиса. Он дал права граждан всем свободным жителям Спарты, подняв лаконцев до уровня спартанцев. Он зашел так далеко, что освободил илотов. Набис, как это было принято у тиранов греческих городов, стал вождем бедных; он изгонял или убивал тех, кто благодаря богатству возвысился над остальными гражданами.

Набис установил такой порядок в Лаконии, какого она давно не видела. Он подчинил Мессению, часть Аркадии и захватил Аргос. Он построил флот, что никак не согласовывалось с древними традициями спартанской аристократии. С помощью этого флота он установил господство на островах, окружавших Пелопоннес, и умудрился распространить свое влияние до острова Крит. Овладев Аргосом, он первым делом конфисковал собственность богатых, отменил долги и произвел раздел земель. Полибий сообщает нам, какую ненависть испытывал Ахейский союз к этому демократическому тирану. Ахейцы убедили римского консула Тита Квинкция Фламинина начать войну с Набисом под предлогом «освобождения городов». Десять тысяч лаконцев, не считая наемников, взялись за оружие, чтобы защитить Набиса. Потерпев поражение, Набис хотел заключить мир, но народ воспринял его решение в штыки: дело тирана было делом всей демократии. Фламинин, как победитель, лишил Набиса части войска, но оставил править в Лаконии, то ли потому, что невозможность восстановления древней формы правления была очевидна, то ли потому, что Риму было выгодно оставить некоторых тиранов в качестве противовеса Ахейскому союзу. Позже Набис был предательски убит этолянином, но его смерть не стала причиной восстановления олигархической формы правления. Введенные им в социальный строй перемены сохранились и после его смерти, и даже Рим отказался восстанавливать в Спарте прежнюю форму правления.

Мы уже видели, как у древних сложился общественный строй. Древнейшая религия основала сначала семью, а затем гражданскую общину, город. Она установила семейное право и управление родом, затем гражданское право и общественное управление. Государство было тесно связано с религией; оно вышло из нее и слилось с ней. Вот почему в древнем городе все политические институты были религиозными институтами, праздники – церемониями культа, законы – священными формулами, цари и магистраты – жрецами. По этой же причине не существовало такого понятия, как личная свобода, и человек даже не помышлял о том, чтобы выйти из-под власти всесильного города. Границы города, некогда установленные национальными богами, очерчивали территорию государства. Каждый город-государство обладал не только политической независимостью, но и имел свой культ и свои законы. Религия, право, управление – все было общественным.