Вселенная тогда, конечно же, не высказалась за меня. Нападение (да и нападение ли?) было ненаправленным, момент времени выбран случайно. Будь я лицом незаинтересованным, я предложил бы обычный ответ, который уже упоминался: если бы ничего не произошло, никто не удивился бы, что подобного совпадения не случилось. Но, говоря по правде, на мгновение этот неловкий эпизод показался мне существенным. Меня и до этого беспокоила перспектива идти на сафари пешком, я даже подумывал отказаться, — и тут мне очень наглядно напомнили, что такой риск вряд ли полезен человеку, который, задумавшись, способен испугаться едва ли не до смерти из-за неожиданного «приветствия». Рационально я понимаю, что подобные разговоры — глупость несусветная. Вселенная не следит за тем, что я делаю и каким опасностям подвергаюсь. Тем не менее пока атавистические инстинкты, разбуженные нападением тарантула, постепенно отступали, рациональное мышление не спешило брать на себя полный контроль.

Человек смог уцелеть и победить не в последнюю очередь благодаря своей чувствительности ко всевозможным закономерностям. Мы всегда и во всем ищем связи. Мы обращаем внимание на совпадения. Мы замечаем повторения. Мы придаем значение всему этому. Но лишь некоторые из замеченных закономерностей проистекают из рационального анализа демонстрируемых черт реальности. Многие рождаются из эмоционального желания увидеть подобие порядка в хаосе повседневного опыта.

Порядок и значимость

Я часто говорю так, будто математические уравнения обитают в окружающем нас мире, неустанно контролируя в нем все физические процессы, от кварков до космоса. Возможно, это действительно так. Возможно, когда-нибудь мы установим, что математика вшита в ткань реальности на фундаментальном уровне. Когда работаешь с уравнениями изо дня в день, представляется, что это на самом деле так. Однако я с большей уверенностью готов заявить, что природа подчиняется законам, что Вселенная состоит из ингредиентов, поведение которых определяется некими правилами; собственно, именно на этом утверждении основано путешествие, предпринятое нами в этой книге. Уравнения, лежащие в основе современной физики, представляют собой наши самые точные формулировки этих законов. При помощи многочисленных экспериментов и наблюдений мы установили, что эти уравнения дают чрезвычайно точное описание мира. Но у нас нет никакой гарантии, что они выражены посредством лексикона, изначально присущего природе. Хотя я считаю это маловероятным, но допускаю возможность, что в будущем, когда мы с гордостью покажем инопланетным гостям свои уравнения, они вежливо улыбнутся и скажут, что они тоже начинали с математики и лишь затем открыли настоящий язык реальности.

Исторически физическая интуиция наших предков питалась информацией о закономерностях, очевидных в повседневной жизни, от падающих камней до ломающихся ветвей и несущихся потоков; инстинктивное понимание повседневной механики несет в себе явную пользу для выживания. Со временем мы научились применять свои когнитивные способности и двигаться дальше подобных полезных для выживания интуитивных представлений, освещая и кодифицируя закономерности в самых разных царствах, от микромира отдельных частиц до макромира скоплений галактик, многие из которых обладают очень слабой адаптивной ценностью — а может, не обладают вообще никакой. Формируя интуицию и развивая когнитивные способности, эволюция положила начало нашему образованию в области физики, но более полное понимание пришло к нам посредством человеческого любопытства, выраженного языком математики. Результирующие уравнения, составленные на этом языке, чрезвычайно полезны в исследовании глубокой структуры реальности; тем не менее они вполне могут быть творениями человеческого разума.

Я придерживаюсь этой точки зрения, когда фокус нашего внимания переключается на качества, помогающие оценивать человеческий опыт. Правда и ложь, добро и зло, судьба и цель, ценность и смысл — все это глубоко полезные концепции, но я не отношусь к числу тех, кто верит, будто моральные и ценностные суждения существуют помимо человеческого разума. Мы сами изобретаем эти качества. Мы не берем их с потолка. Наш разум, настроенный дарвиновским отбором, предрасположен к тому, чтобы его привлекали, отталкивали или пугали различные идеи и варианты поведения. Во всем мире забота о малышах оценивается высоко, а инцест вызывает отвращение. Честность в повседневном общении ценится везде, как и верность семье и соотечественникам. По мере того как наши предки объединялись в группы, взаимодействие этих и многих других склонностей с реальными событиями порождало обратную связь: поведение отдельных людей влияло на эффективность групповой жизни и вело к постепенному формированию правил поведения в обществе. В свою очередь, такие кодексы поведения вносили разный вклад в дело выживания тех, кто им следовал!. Примерно как естественный отбор сформировал наши интуитивные представления об основах физики, он поучаствовал также в формировании нашего внутреннего чувства морали и шкалы ценностей.

Даже среди тех, кто согласен, что моральный кодекс не спущен свыше и не купается в абстрактном царстве истины, идут здоровые дебаты относительно роли человеческого познания в определении того, как развилась у нас в самом начале чувствительность к подобным вопросам. Некоторые предполагают, что, аналогично схеме развития для физики, эволюция запечатлела в нас некоторое рудиментарное моральное чувство, но наши когнитивные возможности позволили прыгнуть дальше этой встроенной основы и сформировать у себя независимые мнения и верования2. Другие предполагают, что мы прекрасно умеем использовать когнитивную ловкость для объяснения своих моральных убеждений, но эти описания просто сказки, варианты рационализации суждений, коренящихся в нашем эволюционном прошлом3.

Стоит еще раз подчеркнуть, что ни одна из этих позиций не основана на традиционной концепции свободы воли. При описании человеческого поведения мы привлекаем к рассказу сплав факторов, от инстинкта и воспоминаний до восприятия и социальных ожиданий. И все же, как уже говорилось ранее, этот тип высокоуровневого описания, лежащий в основе того, как мы, люди, разбираемся в окружающем мире, получается из сложной цепочки процессов, опирающихся в конечном итоге на динамику фундаментальных составляющих природы. Мы все — наборы частиц, выгодополучатели бесчисленных эволюционных сражений, скинувших оковы с нашего поведения и давших возможность задерживать энтропийный распад. Но подобные триумфы не дают нам власти над физическими процессами, которой могла бы обладать свободная воля; развертывание истории не ждет наших желаний, суждений и моральных оценок. Или, точнее говоря, наши желания, суждения и моральные оценки всего лишь часть поступательного физического развития мира, как диктуют нам бесстрастные законы природы.

Наше описание этого движения вперед включает в себя обезличенные математические правила, которые в символьном виде излагают, как Вселенная будет развиваться от данного момента к следующему. И для большей части прошлого, до появления во Вселенной наборов частиц, способных к рефлексии над реальностью, история в таком виде была полной. Будучи уже знакомы с основными ее деталями, мы можем еще раз пересказать самую проработанную версию этой истории — быстро, кратко и с антропоморфным уклоном для простоты восприятия.