Он завернул инструменты в полотенце и убрал их в саквояж, потом выплеснул всё из кювет в ведро, протер их и, сунув в саквояж, закрыл его. Ополоснул и вытер руки, встал, вынул из кармана запонки, раскатал рукава рубашки и застегнул манжеты. Хозяйке сказал, что вернется завтра, сделает перевязку, а потом оставит материалы ей и покажет, как это нужно делать. Сказал, что мальчику надо как можно больше пить. И надо держать его в тепле. Затем он вручил Билли свой саквояж, повернулся, и женщина помогла ему надеть пиджак; он взял у нее свою шляпу, поблагодарил за помощь и, пригнувшись, шагнул за низенькую дверь.

Билли вышел за ним следом с саквояжем в руке и как раз успел перехватить доктора, когда он выходил к капоту машины с заводной рукоятью. Билли отдал ему саквояж и взял у него рукоять.

— Permítame,[584]— сказал он.

Нагнувшись, он долго искал в темноте, но потом все же нащупал пальцами овальное отверстие в решетке радиатора, вставил туда рукоять и задвинул ее в гнездо на переднем конце коленвала. Выпрямился, крутнул рукоять. Мотор завелся, доктор кивнул.

— Bueno, — сказал он.

Подойдя к открытой дверце, сунул руку в кабину, опустил рычажок ручного газа, повернулся и, взяв у Билли рукоять, убрал ее под сиденье.

— Gracias,[585]— сказал он.

— A usted.[586]

Доктор кивнул. Бросил взгляд в сторону двери, где все еще стояла хозяйка, потом опять посмотрел на Билли. Вынул из кармана пачку сигарет, вставил сигарету в рот.

— Se queda con su hermano,[587]— сказал он.

— Sí. Acepte el caballo, por favor.[588]

Но принять коня в уплату за лечение доктор отказался. Сказал, что утром он пришлет своего работника, тот коня вернет. Оглядел небо на востоке, где начинал проявляться первый сероватый свет, отделивший крышу асьенды от вмещавшей ее черноты.

— Ya es de mañana, — сказал он. — Viene la madrugada.[589]

— Да, — сказал Билли.

— Не оставляйте брата одного. Коня я вам пришлю.

После этого он залез в машину, хлопнул дверцей и включил фары. Хотя в этом не было ничего особо зрелищного, изо всех дверей того крыла здания, что было отведено под жилье, повысыпали эхидитариос — мужчины и женщины в бесцветных одеждах из небеленого холста, бледные в свете фар, тут же дети, цепляющиеся за их колени, — и все они, разинув рот, смотрели, пока автомобиль не прополз с тарахтеньем мимо и, свернув за угол ограды, не исчез из виду, уже на большой дороге все еще провожаемый собаками, которые бежали рядом, лаяли и припадали, пытаясь укусить за шины, мягко сминающиеся при наезде на очередную глиняную кочку.

Когда поздним утром Бойд проснулся, Билли сидел рядом, и когда проснулся среди дня, и когда опять проснулся вечером, Билли был поблизости. Сидел в полумраке, то опуская, то вскидывая тяжелеющую голову, а услышав, что его позвали по имени, удивился.

— Билли!

Открыл глаза. И весь подался вперед.

— У меня вода кончилась.

— Сейчас принесу. А где стакан?

— Да вот он. Билли!

— Что?

— Тебе надо съездить в Намикипу.

— Никуда мне не надо.

— Она подумает, что мы ее бросили.

— Да не могу я тебя оставить.

— Со мной все будет в порядке.

— Не могу же я куда-то уехать, чтобы ты тут один валялся.

— Еще как можешь.

— Тебе нужен уход.

— Слушай, — сказал Бойд, — я уже всё, справился в лучшем виде. Езжай, ну я прошу тебя. За коня-то ты же все равно волнуешься.

В полдень верхом на ослике приехал работник доктора, привел за собой на веревочном аркане Ниньо. Рабочие были в полях, и, едва переехав мост, еще на подступах к асьенде, как только по сторонам дороги пошли жилые домики, он принялся громко всех оповещать, что ему нужен сеньор Па́рэмо. Билли вышел на крыльцо, мосо подъехал, остановил ослика и кивнул ему.

— Su caballo,[590]— сказал он.

Билли посмотрел на коня. Конь был накормлен, вычищен, напоен, видно было, что он отдохнул, отчего стал, можно сказать, совершенно другим конем, о чем Билли и поведал посланцу доктора. Тот с легкостью согласился, кивнул, отвязал от рожка на своем седле веревку лассо и слез с ослика.

— ¿Porqué по montaba el caballo?[591]— сказал Билли.

Moco пожал плечами. Сказал, это же не мой конь, что ж я буду на нем ездить.

— ¿Quiere montarlo?[592]

Тот вновь пожал плечами. Стоит, держит в руках веревку.

Билли подошел к коню, отвязал примотанные к седельному рожку поводья, взнуздал коня, поводья бросил, а аркан с шеи Ниньо снял.

— Andale,[593]— сказал он.

Свернув веревку, мосо повесил ее на рожок седла, которым был поседлан ослик, обошел коня вокруг, потрепал его по холке и, взяв в руку поводья, встал в стремя и взлетел в седло. Он развернул коня, проехал по paseo[594]между домиками поселка, пустил коня рысью и, проскакав мимо центральной усадьбы, взлетел на холм, однако там повернул, чтобы не уводить коня за пределы видимости. Он и задом его осаживал, и разворачивал так и сяк, сделал на нем несколько восьмерок, на спуске с холма бросил в галоп, а у крыльца, где ждал Билли, остановил его так, что конь аж присел и его копыта пошли юзом. Лихо спрыгнул.

— ¿Legusta?[595]— сказал Билли.

— Claro que sí,[596]— сказал мосо.

Полуобернувшись, погладил коня по шее, потом кивнул, повернулся и, вскарабкавшись на своего ослика, не оглядываясь, уехал по пасео из поселка.