Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нельзя не гордиться народом, свершившим небывалую в истории революцию, народом, который босиком и куда уж как без приварка создал гигантскую индустрию, народом, чьи сыны с гранатой ложились под вражеские танки, шли на таран, закрывали собой амбразуры. (Последним, кстати сказать, может похвалиться только наша Советская Армия.) Отсюда вытекает важнейший ценностный критерий применительно к общественным явлениям, ныне происходящим, и притом, смею думать, критерий безотносительный; способствует ли то или иное явление делу укрепления нашей государственности или нет. Вот в чем вопрос. А ответ на него в каждом конкретном случае можно дать вполне определенный. И разговоры об относительности всего сущего вряд ли окажутся здесь убедительными.
«Старь новизну держит»… Но ведь давно ли нам пытались внушить нечто совсем иное. Известный в свое время «левый» публицист С. Третьяков – он был, увы, далеко не одинок в подобных настроениях – писал: «В отношении к старью полезно не забывать: старье – навоз, но не пища» («ЛЕФ», 1923, № 2. Слова эти были набраны жирным шрифтом, столь важными они казались автору и редакции!). Что же разумел сей радикальный публицист под старьем? Энергичное и категорическое указание следовало сразу же. В «старье» зачислялись: драматургия Островского, поэзия Некрасова, музыка «Могучей кучки», творчество передвижников. Ну, а что относили сии новаторы к разряду «старья» из современной им культуры? Пожалуйста, ответ и на это давался рядом: Владимир Блюм назвал торжественно отмеченный в ту пору юбилей великого русского певца Леонида Витальевича Собинова «оскорбительной чепухой». Следует добавить, что все эти весьма «левые» товарищи поносили не только русское культурное наследство и наличные ценности русской культуры. В том же номере журнала «ЛЕФ» (другие, право же, не лучше, и напомнить об их содержании стоит, но это уже особый разговор), так вот, в том же номере лингвист Г. Винокур оценил начавшуюся тогда в Советской России гигантскую работу по созданию письменности у бесписьменных народов как «массовое производство туземных Кириллов и Мефодиев».
Нигилистический разгул по отношению к культурному достоянию нашего прошлого был, к сожалению, довольно-таки моден среди части интеллигенции в 20-е годы. Стоит ли говорить, что все подобные извращения находились в глубочайшем противоречии с ленинскими указаниями о бережном отношении ко всем духовным богатствам, накопленным человечеством. Тогдашние бойкие поборники всего «левого» в искусстве старательно избегали даже поминать известное высказывание В.И. Ленина на этот счет в речи на III съезде комсомола. Этих (и подобных) ленинских слов они не вспоминали. Зато страницы журналов «ЛЕФ» и «На посту» буквально пестрели трескучими цитатами Троцкого, и цитаты эти заключались в торжественные рамки и набирались самым крупным шрифтом. Поистине трудно переоценить тот вред, который причинил развитию нашей культуры троцкизм, во главу угла своей «теории» поставивший глубочайшее отвращение к нашему народу, его опыту, традициям, обычаям, его истории.
Истории нашего народа в ту пору особенно досталось. В этой связи я не могу не возразить своему уважаемому коллеге А.Н. Сахарову, участнику нашей дискуссии. В его содержательной статье дается, в частности, высокая оценка работам М.Н. Покровского, известного историка, наиболее активная деятельность которого пришлась как раз на 20-е годы. Покровский и его последователи установили в ту пору подлинную монополию в исторической науке, весьма сурово расправляясь со всеми инакомыслящими. Покровский и его «школа» поставили перед всей историей России жирный знак минус и размашисто переписывали эту историю по принципу «от противного». Так, в деятельности великого преобразователя России Петра I Покровский усмотрел только пьянство да сифилис. В его очерках русской истории (которые правильно было бы назвать очерками антирусской истории) почти не упоминались Суворов и Кутузов, Севастопольская эпопея 1854– 1855 годов и многие иные лица и события, ставшие (и оставшиеся!) священными для всякого гражданина-патриота.
Наша партия пресекла эти нигилистические извращения в советской исторической науке, и сам Покровский в конце жизни (он умер в 1932 году) частично признал свои заблуждения. Нельзя, однако, забывать об этих заблуждениях, только хорошая память сможет предохранить нас от повторения подобных же ошибок в будущем. История всегда была и остается теснейшим образом связанной с политикой. Относительно того же Покровского уместно напомнить: видимо, не случайно он вместе со своим другом Бухариным в критические дни заключения Брестского мира стал одним из руководителей антиленинской фракции «левых коммунистов». Тех самых «левых коммунистов», которые готовы были пойти на гибель нашей страны и советской власти во имя призрачной надежды на то, что Россия послужит спичкой для костра грядущей мировой революции. Как видно, отношение к прошлому и настоящему органически связано.
Теперь ясно видно, что в деле борьбы с разрушителями и нигилистами перелом произошел в середине 30-х годов. Сколько бранных слов обрушено было задним числом на эту историческую эпоху! Любителям вздыхать о «золотом веке», который якобы царил в литературно-художественных салонах 20-х годов, всем тем, кто кроме этих самых салонов и видеть ничего не хочет в нашей культуре и народной жизни, – всем им полезно напомнить, что именно после принятия нашей Конституции, которая законодательно закрепила огромные социальные сдвиги в стране и в обществе, возникло всеобщее равенство советских граждан перед законом. И это было гигантским нашим достижением. Навсегда исчезло подразделение людей на различные категории при поступлении на работу, на государственную службу, в армию, при приеме в учебные заведения. Все честные трудящиеся нашей страны отныне и навсегда оказались слитыми в единое и монолитное целое. Мне кажется, что мы еще до сих пор не осознали всю значимость гигантских перемен, случившихся в ту пору.
Эти перемены оказали самое благотворное влияние на развитие нашей культуры. Модернистским извращениям был положен предел. Глумлению над прошлым Родины и ее народа уже более не оставалось шансов на успех. Поистине символичным для тех лет стал известный плакат: советский танкист в шлеме, поднимаясь из танковой башни, смотрит вдаль, приложив ладонь ко лбу, а за ним, в глубине плаката, возвышается знакомая фигура бородатого и широкоплечего васнецовского богатыря с тем же жестом руки, с тем же настороженным и смелым взглядом… Плакат этот – о тех самых танкистах, которые грудью встретили вскоре страшную вражескую лавину. И опять-таки не случайно, что в тревожные дни ноября 1941 года нам напомнили об Александре Невском и Дмитрии Донском, Козьме Минине и Дмитрии Пожарском, Александре Суворове и Михаиле Кутузове. Поистине, прошлое и настоящее неразрывны!
Однако нет-нет да возникают рецидивы брюзгливого нигилизма в нашей нынешней литературно-критической практике. Конечно, у сегодняшних разрушителей не тот размах, что прежде, да и условия нашей жизни изменились не к их выгоде. Но вирус, как видно, живуч. Не так уж давно появилась печально знаменитая статья, в которой многие факты нашего давнего и недавнего прошлого походя объявлялись легендами. Сколько было шума, какие разгорелись страсти! А отчего? А оттого лишь, что одному столичному литератору довелось продемонстрировать свою «смелость» в области истории. И «Аврора», мол, не стреляла 25 октября 1917 года, и того не было, и этого… Не хочу возвращаться к тем уже отшумевшим баталиям, но все же почитаю себя обязанным напомнить читателям: в фундаментальных академических исследованиях советских историков давно и безусловно установлено, что выстрел из носового орудия «Авроры» был! Был! И штурм Зимнего дворца, и баррикада из поленьев на Дворцовой площади, и даже такая забавная деталь тех незабываемых дней, как женский ударный батальон, неудачно пытавшийся спасти Керенского, – все это были подлинные исторические обстоятельства. И что из того, что в иных наших романах и в особенности кинофильмах этот штурм показан бутафорски и просто неверно? Кстати говоря, уж если речь зашла о фильмах, то позволительно будет сказать, что из всех известных мне кинолент на сюжеты революции наиболее произвольным обращением с реальными фактами отмечена известная картина С. Эйзенштейна «Октябрь». Но наши нынешние скептики почему-то никак этой темы не касаются. А жаль. Вот уж где широкое поле для обличения всяких ошибочных «фактов» и «легенд».