Живя среди кахьюллов, я часто бегал с Франческо и другими индейцами, преодолевая в любую погоду по разному рельефу не одну милю. Я научился использовать любую возможность, чтобы не оставлять следов, перепрыгивая с камня на камень, бежать вдоль упавших деревьев, не уменьшая скорости. Должна же в конце концов эта старая тропа вывести куда-нибудь, и я очень надеялся, что она приведет меня в такое место, где я смогу наконец надежно укрыться.

Джакоб, Монте и Хардин наверняка уже отбили наших лошадей и, вполне возможно, погнали их назад в Лос-Анджелес. Или, по крайней мере, — на ранчо, расположенное невдалеке от города. Но они и могли, бросив все, отправиться искать меня. Ах, лучше бы они этого не делали...

Древние люди пользовались этой старой тропой, везли по ней свои товары, ехали наносить визиты друг другу, шли поклониться своим богам... И в войну, и в мирное время тропа верно служила людям, и теперь по ней бежал я...

Взобравшись наконец на гребень, я поднял камень, чтобы в знак уважения к древним богам бросить его на груду других. У меня оставались считанные минуты до того момента, когда бандиты появятся на моей дороге — на лошадях, с оружием в руках.

Замедлив бег, я оглянулся: нет, за мною все еще никто не гнался. Мисс Нессельрод, тетя Елена, Мегги... я подумал в это мгновение о них. Это была моя семья. Да, и Мегги тоже.

Я любил ее, я продолжал любить ее.

Устремившись вперед, я помчался навстречу поднимающемуся солнцу, кристально чистому утру.

Позади меня послышался топот копыт...

Был ли это бесславный конец? Здесь в каменистой горной местности, над пустыней? Неужели на этом оборвутся все мои мечты и планы? И я умру? Один. От рук врагов. Тогда ради чего принесли себя в жертву мои родители?

Я продолжал бежать, но не охваченный паническим страхом: бежал потому, что искал удобное место для засады, чтобы достойно сразиться с врагом. Перевес в силе сейчас был на их стороне, правда, теперь я не ведал, насколько они сильнее. Много раз за свою жизнь бегал я по горам и пустыне со своими друзьями индейцами. И мое дыхание всегда оставалось ровным и сильным. Теперь же ружье оттягивало руку своей тяжестью, но мне оно было необходимо и я не мог расстаться с ним.

Одна миля, другая... Огромные, высоченные валуны, чудовищные утесы, тропа, петляющая между ними. Взобравшись по дороге на самый большой камень, я оглянулся и увидел бандитов, скачущих цепочкой, начало которой скрывалось за поворотом. Я насчитал шестерых, остальные, очевидно, были впереди.

— Ах, вам нужна погоня? — вслух бормотал я. — Ну, держитесь же! Я поведу вас!

Когда бежишь и делаешь широкие шаги, наверняка будешь в состоянии преодолеть несколько миль кряду. Мне было известно также, что, хотя лошадь и бегает быстрее человека, на больших расстояниях он может загнать ее до смерти. Поэтому я умышленно свернул на другую тропинку, идущую параллельно старой тропе, но пролегающую по более неровной местности.

Голые скалы грозно нависали надо мной, дубы постепенно исчезли, то тут, то там стали попадаться на смену древние кедры, заросли кактусов. Чувствовалась близость суровой пустыни Мохавы, которая через несколько миль, там на юге, сольется с другой пустыней — Колорадо.

Прохлада раннего утра сменилась начинающимся зноем. Круто свернув вправо, я спустился почти по отвесному склону между кактусами, пересек русло высохшей речки, прошмыгнув в естественную арку среди нагромождения камней и наконец нашел то, что искал: прямо за ними возвышался сучковатый старый кедр, угнездившийся среди скал.

Здесь всего хватало для надежного укрытия. Рядом, за большим камнем, я обнаружил неглубокую лужицу едва ли в дюйм глубиной и около фута в диаметре, смочил губы, сделав несколько глотков.

Просунув дуло в щель между камнями, я поджидал появление бандитов. Они не заставили себя ждать: в проеме я заметил первого всадника и крепче сжал ружье.

В мои намерения не входило убивать кого-то, но конечно же не милосердие направляло мою пулю: просто мне хотелось, чтобы у них появился раненый, который доставил бы им хлопоты и беспокойство.

Когда первый всадник приблизился на расстояние в триста ярдов, я выстрелил, целясь ему в плечо. Он вздрогнул от удара пули и безвольно свесился с седла. На всякий случай я послал в проем вторую пулю и тотчас, скрывшись среди камней, прячась за стволы деревьев, стал спускаться вниз.

Теперь они никак не могли обнаружить меня, так как начинался обрыв, и им пришлось бы пройти не менее ста ярдов, прежде чем они увидели бы склон горы. Внезапно я наткнулся еще на одну тропу, которая, возможно, являлась ответвлением от той, по которой я бежал только что.

Мгновение я колебался: тропа вела в пустыню, а у меня с собой не было никаких припасов. Но и у преследователей, я был уверен, их тоже не имелось. Кроме того, я был один, поэтому воды мне нужно было меньше, чем им.

Интересно, вернулся ли только что раненный мною назад? Или остался тут, вместе со всеми?

Не быстро двинулся я по едва заметной тропинке, ведущей к подножию горы, то спускающейся, то слегка поднимающейся вверх. Останавливался время от времени, чтобы передохнуть. Присев в очередной раз на камень, посмотрел вверх, на хребет, засомневался, не пошли ли они поверху. Одновременно старался вспомнить все, что мне было известно о пустыне: ведь в скором времени я окажусь там. Мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Не окажется ли среди бандитов человека, который знаком с пустыней лучше меня? Хотя вряд ли: среди калифорнийцев, как правило, редко встретишь любителей предпринимать путешествия в пустыню и близлежащие земли.

Да и зачем? Они имели все необходимое, поэтому и не было причин интересоваться этими безлюдными краями. Далеко в пустыне я видел другие горы, голые скалы, темной массой возвышавшиеся на песке. В пустыне можно было обнаружить родники и озера, если, конечно, знать, где их следовало искать, и от друзей кахьюллов мне были известны эти места. Среди огромных голых скал нередко попадались естественные водоемы, в которых собиралась дождевая вода, подолгу остававшаяся холодной. Иногда в таких озерах ее скапливалось до тысячи галлонов. Найти их было непросто, но возможно.

Стоял уже полдень, когда я достиг границы пустыни. Небо надо мной сияло синевой и безоблачностью. Стало очень жарко.

Бандиты, конечно, устали, но, наверное, гораздо меньше меня: ведь вся нагрузка ложилась на их лошадей. Сейчас они, по моим расчетам, должны уже серьезно задуматься над тем, что их ждет впереди. Я продолжал бежать по едва заметной тропинке, но направление ее было определенным: она вела в пустыню. Те, кто проторил ее, как и я, нуждались в воде. В те времена — я знал об этом от индейцев — климат менялся, становясь с каждым столетием все суше.

Остановившись возле каменных глыб, скатившихся с хребта, я обернулся и затаил дыхание: они нагоняли меня.

Я устал, мне нужен был отдых, но, в случае чего, я мог бы обойтись и без него. Моих врагов гнала вперед ненависть, мною же двигало желание выжить.