пред­седателю ВЦИКа, Смидовичу, краткое экспозе программы сионизма в Советском Союзе и просьбу освободить аресто­ванных сионистов, прекратить преследования и легализо­вать эмиграцию в Палестину; копия меморандума была пос­лана председателю Совнаркома Рыкову, который в июне также принял Шора и Рабиновича, заверил их, что Совнарком не ответственен за антисионистские мероприятия и обещал, что лично заинтересуется этим делом.

29-го июня Шор и Рабинович были допущены на за­седание ВЦИК, специально посвященное их меморандуму. ГПУ было представлено Менжинским и Дерибасом. Первый заявил, что ГПУ не имеет ничего против сионистов, по­скольку они не возбуждают еврейского населения против советской власти. В ответ Рабиновичу, который настаи­вал, что сионисты были всегда политически нейтральны, Дерибас сослался на антисоветские писания эмигранта-сиониста Д. С. Пасманика и на соглашение Жаботинского с Славинским. После долгой дискуссии, Смидович предло­жил, чтобы сионисты представили в Политбюро проект статута организации для содействия эмиграции евреев в Палестину. Статут был представлен через десять дней — и остался без движения в Кремлевских архивах. Аресты и репрессии продолжались.

7

Единственными ответвлениями сионистского движения, которые советская власть терпела в течение первого деся­тилетия своего существования, были левые Поалей-Цион и Гехолуц.

Левые Поалей-Цион полностью принявшие коммуни­стическую программу, одновременно настаивали на терри­ториально-палестинском решении еврейского вопроса. Чис­ленно левые Поалей-Цион никогда не были силой; их мо­рально-политическое влияние тоже было ничтожно. Прави­тельственный проект создания автономной области в Би­робиджане сделал дальнейшее легальное существование пар­тии, пропагандирующей создание еврейского территориаль­ного центра в Палестине немыслимым, и в 1928 г. левые Поалей-Цион были ликвидированы.

Много более сложна и значительна была эпопея Гехолуца. Созданная в июне 1918 г. Иосифом Трумпельдором для подготовки пионеров земледельческой колонизации Па­лестины, эта организация на своем втором съезде (январь 1919) обязала всех своих членов проделать эту подго­товку в коллективных земледельческих хозяйствах. Этот аспект программы Гехолуца соответствовал идеологии со­ветских властей. Но евсекция все же встретила Гехолуц в штыки: для нее он представлял столь же вредную форма­цию, как и всякая другая сионистская группа.

Просьба Гехолуца о формальной легализации была 16 мая 1920 г. отвергнута ВЦИКом с той же мотивиров­кой, как и аналогичная сионистская петиция от 21-го июля: так как движение не запрещено и не преследуется, то нет нужды в подтверждении его легальности. Пользуясь этим признанием de facto, Гехолуц быстро развивался. К весне 1922 г. он насчитывал около 15 местных групп; к концу 1923 г. их число возросло до ста с 3.000 членов. Состав членов Гехолуца рекрутировался преимущественно из сре­ды Цеирей-Цион и Поалей-Цион, но организация, как та­ковая, не стояла в связи с подпольным сионистским движе­нием в стране.

В результате долгих и сложных переговоров, 22 авгу­ста 1923 года отделы Гехолуца, функционирующие в зем­ледельческих хозяйствах (но не в городах), получили фор­мальную легализацию. Это событие вызвало раскол в дви­жении. Его «правое» крыло видело в этом жесте советской власти попытку деморализовать будущих палестинских пи­онеров и отвлечь их от конечной цели поселения в Пале­стине. Около одной трети всех членов отказались регистри­роваться в легализированном Гехолуц и создали собствен­ную организацию «Национальный Трудовой Пионер», целью которой было «спасти Гехолуц от тех, кто стремится раз­рушить душу движения и извратить его содержание и сио­нистскую деятельность». Легализованное «левое» крыло оправдывало свою позицию перспективой широкого разви­тия земледельческих кооперативов и невозбранного препо­давания иврит.

В действительности, оба разветвления движения, ле­гальное и нелегальное, стали подвергаться преследованиям, хотя и в неодинаковой степени. Аресты участились уже в 1924 г.. Единственное преимущество, предоставленное аре­стованным халуцим по сравнению с другими сионистами, состояло в том, что последние обычно присуждались к про­должительному заключению и ссылке в то время, как чле­нам Гехолуца часто давали возможность оптировать за замену наказания высылкой в Палестину. Легальному Гехолуцу все же удалось к половине 1925 г. создать десяток земледельческих хозяйств, главным образом в Крыму. Их ликвидация началась в 1926 г. и закончилась 15 мая 1928 г., когда была раскассирована последняя колония «Ал-Мишмар». Миниатюрные остатки подпольного Гехолуца удер­жались в течение последующего пятилетия и окончательно распались только в 1934 г. Одной из наиболее существен­ных функций организации была контрабандная отправка ее членов в Палестину. В отчете «Геколуц в России» опубли­кованном в 1932 г. в Тель-Авиве, дается точная цифра таких отправок за период 1924-1930: 1034.

Общее число русских евреев, которым за эти годы уда­лось вырваться в Палестину, систематически уменьшалось: за двухлетие 1925-1926 г. оно еще равнялось 21,157, но уже в следующие четыре года (1927-1930) их было не больше, чем 1197; с 1931 по 1936 количество иммигрантов из Советского Союза составляло 1848. Разрешения заме­нить ссылку высылкой в Палестину чаще всего получались благодаря личному ходатайству проф. Давида Шора, вы­дающегося пианиста, который неоднократно давал концер­ты в Кремле для членов Совнаркома. С большой благодар­ностью вспоминают многие российские сионисты также пер­вую жену Максима Горького, Екатерину Павловну Пеш­кову, чей дом был открыт для всех «политических», нуж­дающихся в покровительстве и помощи.

8

Сионисты разных направлений были широко представ­лены среди многотысячной массы политических заключен­ных. В 1928 г., в статье, напечатанной в «Кунтрес», Л. М. Штейнберг сообщал об имеющемся в его распоряжении по­именном списке 775 социалистов-сионистов (среди них 518 мужчин и 217 женщин с детьми), томившихся в то время в советских тюрьмах и ссылке. Корреспонденция в меньше­вистском «Социалистическом Вестнике» от 3 мая 1928 г. сообщала, что в Енисейском Крае среди 60 с лишним по­литических ссыльных было 12 сионистов разных направле­ний. Их часто загоняли малыми изолированными группами в самые отдаленные пункты. В Кара-Калпакской области Казахстана — в 750 верстах от железной дороги — 3 сио­ниста отбывали сроки в Турт-Куле, 2 в Чимбасе, и по 2 в Ходжелях и Кунграде. Положение ссыльных было чрезвы­чайно тяжелое: все систематически недоедали; было много туберкулезных и сердечных больных; медицинская помощь была явно недостаточная. Обращение с ссыльными и заклю­ченными было жестокое. Избиения были обычным явлени­ем, а убийства были не редки. «Социалистический Вестник» от 10 июля 1928 г. сообщал, что 17 февраля, во время про­гулки на тюремном дворе Хивинской тюрьмы, был без вся­кого повода выстрелом в затылок убит дежурным надзира­телем сионист Самуил Бронштейн из Одессы.

Не редки были и случаи самоубийства, особенно с тех пор, как ГПУ стала применять новый метод деморализа­ции сионистских рядов, вымогая от отдельных арестован­ных письменные заявления об отказе от сионизма. За это они получали свободу, а иногда и разрешение на выезд за­границу. В целом ряде случаев эта практика вела к трагиче­ской развязке. В Екатеринославе бросился с моста член сою­за сионистской молодежи В. Пиньковский: мотив — вынуж­денная ГПУ подписка о выходе из