Мужчина усмехнулся и вытер лезвие ножа.

— А что вы будете делать, когда отец откажется платить?

— Лучше надейтесь, что этого не случится.

Валентина не стала продолжать.

— Пока вы не ушли, прикажите, пожалуйста, своему человечку, чтобы он открыл ставни на нашем окне, — попросила она и добавила: — Там железная решетка, так что мы не сбежим. Без света там, — она показала на запертую дверь, — очень неприятно находиться.

К ее удивлению, он не стал возражать и кивнул.

Она встала. Осторожно. Главное — не давить.

— А лекарства? Не могли бы вы привезти морфия для Кати? Она… мучается, хоть и не показывает этого.

Он снова кивнул и устало почесал щетину.

— Могу вам пообещать, что, если я сегодня получу от вашего отца деньги, она получит лекарства.

— А если нет?

Он пожал плечами и направился к двери. Ночной дождь ушел к северу, и пустое небо застыло, точно дожидаясь чегото. Шелковистые обрывки тумана зависли над широкой равниной, запустив длинные серые пальцы в болота, где шумно плескались какието птицы. Выйдя на порог, он обернулся проверить, не пробует ли Валентина сбежать, но та смиренно стояла у стола. Он окинул взглядом ее стройную фигуру, облаченную в клетчатую рубаху и широкие штаны с подкатанными брючинами.

— А на вас это смотрится лучше, чем на мне.

Валентина крепко сжала язык зубами, чтобы не плюнуть ему вслед.

Ветер дул пронизывающий. Йенс брел по лабиринту безлюдных темных улочек. Здесь не было ни фонарей, ни тротуаров и стояла такая тьма, что хоть глаз выколи. Улицы петляли и неожиданно поворачивали в сторону, превращались в грязные аллеи и выводили в бесконечные дворы, лишенные каких бы то ни было границ. Главные улицы города, по замыслу Петра I, должны были стать образчиком западного стиля, но со временем за дворцами и роскошными фасадами бедные кварталы разрослись и превратились в настоящий людской муравейник. Горечь и негодование зарождались здесь.

Остановившись перед одним из убогих домов, Йенс спустился по мокрым осклизлым каменным ступеням в подвал. В этом, расположенном ниже уровня воды, помещении жить было невозможно. Болота, на которых был построен Петербург, во время сильных дождей или приливов брали свое и затапливали подвальные помещения по всему городу. И все же люди жили здесь. Это было лучше, чем спать на улице. Когда Йенс постучал кулаком в дверь, она осторожно приоткрылась и изза нее выглянула женщина во фланелевой ночной рубашке.

— Я ищу Ларису Сергееву, — сказал он. — Она здесь?

Женщина часто заморгала, как белка, и отступила в сторону, пропуская Йенса. Боже мой. Йенс закрыл рукой нос. В неровном свете двух свечей ему удалось рассмотреть, что помещение было большим, дальний конец его скрывался в темноте, но оно было сплошь заставлено двухъярусными кроватями, на которых сидели и лежали люди. Чтобы согреться, они прижимались друг к другу, и всего здесь было человек тридцатьсорок, не меньше. Некоторые из кроватей были завешены грязными рваными одеялами, заменявшими здесь стены, а на полу лежало несколько голых матрасов, на которых копошились дети.

— Лариса! — крикнула женщина в ночной рубашке. — К тебе важный господин.

Тут же с разных сторон прозвучало несколько язвительных замечаний, и из тени вышла молодая худая женщина со спящим ребенком на руках.

— Вы Лариса? Сергеева? — спросил Йенс.

— Да.

— Я хочу поговорить с вами.

— О чем?

Он обвел взглядом ряды устремленных на них глаз.

— Давайте выйдем на улицу.

Она не стала спорить. Передав ребенка открывшей дверь женщине, Лариса вышла вслед за Йенсом. Он заметил, что она дрожит. Это хорошо. Он хотел, чтобы она нервничала. Отойдя немного в сторону, он остановился под освещенным окном и осмотрел ее: нежное лицо с застенчивыми неуверенными глазами, стриженые светлокаштановые волосы. Одной ногой она нетерпеливо стучала по грязной дороге.

— Вы вдова Михаила Сергеева?

— Да. — Голос у нее был мягкий, приятный для слуха.

— Мне известно, что он дружил с Виктором Аркиным.

Неожиданно нога ее замерла, глаза опустились.

— Не знаю.

Йенс был готов схватить ее и затрясти так, чтобы у нее застучали зубы и лживый язык вывалился изо рта, но вместо этого произнес негромко:

— Я думаю, что знаете.

Не промолвив ни слова, она покачала головой и приложила к губам пальцы.

— Он приносит вам продукты, — уверенно произнес Йенс.

Когдато он наводил справки о семье Сергеевых и узнал, что Аркин стал помогать этой женщине после смерти мужа.

— Иногда.

— Я хочу поговорить с ним. Сегодня же.

Она вскинула на него глаза.

— Кто вы?

— Меня зовут Йенс Фриис.

— Директор Фриис?

— Да. Ваш муж работал у меня.

— Вы помогли нам, когда он сломал руку. — Лариса прикоснулась к его рукаву. — Спасибо. Если бы не вы, мы бы тогда умерли с голоду.

— Как ваш ребенок?

— С дочерью все хорошо, здоровенькая.

— Я бы хотел то же самое сказать о Валентине Ивановой.

— О ком? Не понимаю. Кто это?

Йенс опустил к ней лицо и быстро проговорил:

— Передайте Аркину, что я хочу видеть его. Немедленно.

Женщина покачала головой и торопливо ушла обратно в подвал.

Она была неосторожна. Очень неосторожна. Спеша по улицам, Лариса часто оглядывалась и смотрела по сторонам, но совсем не тогда и не туда, куда было нужно. Через десять минут после того, как они расстались, женщина вышла из ночлежки. Она была в косынке, и, судя по тому, как оттопыривался ее карман, там лежало чтото тяжелое. Следить за ней было просто.

Он довел ее до узкого переулка между высокими кирпичными стенами, отражавшими звук шагов, но она так быстро бежала, что слышала только биение своего сердца. Когда в конце переулка она остановилась и стала всматриваться в уходящую вдаль улицу, он ступил в тень и слился со стеной. Когда она неожиданно нырнула в черный ход какогото шумного кабака, он заходить туда не стал, а остался дожидаться снаружи. Не прошло и минуты, как она снова вышла. За ней показалась и другая темная фигура. Лицо человека рассмотреть было трудно, потому что он держался в тени. Закрыв за собой дверь в кабак, они начали шептаться. Йенс задышал тяжело. Это был тот, кого он искал. Человек, оставивший свои следы по всему Петербургу. Йенс достал изза ремня пистолет и обернулся на темный переулок за спиной. Никогда раньше он не убивал людей, но этот человек умрет сегодня же. Он двинулся вперед.