Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впереди выступал глашатай, дабы поведать людям, что они увидят, словно они этого не знали:
— В поход выступил автократор, дабы наказать мерзкого бунтовщика и узурпатора!
Горожане поблизости от Ршавы зааплодировали. Означало ли это, что они на стороне Малеина? Или они всего лишь хотели произвести впечатление, будто они на его стороне? Ршава задумался: многие ли из них знают, на чьей они стороне, и многих ли вообще это волнует?
Знаменосцы несли стяг Видесса — лучистый солнечный диск на голубом фоне. Следом маршировали императорские телохранители. Некоторые из них, лучники и копейщики, были видессианами, другие — халогаями-наемниками. Могучие светловолосые воины несли боевые топоры на длинных рукоятках. Волосы они заплетали в длинные косы, заброшенные на спину. Халогаев стали нанимать в телохранители еще со времен Ставракия. С точки зрения императоров, в этом имелся здравый смысл. Каждый из наемников давал клятву верности правителю, который платил ему жалованье. Поэтому у других амбициозных видессиан оставалось меньше шансов подкупить охранника и предать автократора.
Светлые глаза, светлые волосы, бледная или обгоревшая на солнце кожа и грубоватые черты лица резко выделяли халогаев среди видессиан, равно как и высокий рост и мрачная подозрительность, с какой они вглядывались в толпу. Для них любой человек на улице был потенциальным убийцей. Во времена гражданской войны они вполне могли оказаться правы. Халогаи присматривались и к своим видесским коллегам, а те приглядывали за ними.
— Ма-ле-ин! Ма-ле-ин! Ма-ле-ин! — Эти ритмичные выкрики явно завели наемные клакеры, чтобы произвести впечатление на толпу. — Да здравствует автократор! Выкопаем кости Стилиана!
Некоторые из простых горожан поблизости от Малеина тоже закричали, но гораздо больше оказалось тех, кто этого делать не стал, хотя некоторые из молчавших аплодировали императору. Малеин, облаченный в позолоченную кольчугу и позолоченный шлем с припаянной к нему золотой короной, восседал на белом коне. Его алая накидка, колыхавшаяся за спиной, и ярко-красные сапоги были очень заметны издалека.
Возле него и чуть позади ехал тот самый, отмеченный шрамами генерал. Выглядел он суровым и уверенным. Кто он такой, Ршава не знал. Когда Ршава в последний раз был в столице, нынешний генерал наверняка был еще простым офицером. Ршаве очень хотелось узнать, что тот испытывает, выступая в бой против Стилиана, уже очень давно прослывшего незаурядным полководцем. Но спросить его, конечно, не получится без риска оказаться под арестом за измену.
За автократором и генералом ехали всадники в синих плащах. Лошадиные копыта звонко цокали по булыжникам. По сигналу офицера всадники дружно выкрикнули:
— Малеин!
А если войну выиграет Стилиан, будут ли они с тем же энтузиазмом кричать его имя? Большинство из них, наверное, будет. Далее шли пешие копейщики. Они тоже рявкнули имя автократора. Станут ли они с таким же рвением выкрикивать имя любого автократора? Ршава решил, что станут.
Наконец все они прошествовали мимо, направляясь к Серебряным воротам, к армии Стилиана, на гражданскую войну. И что они оставили после себя? Воспоминание о громких выкриках и запах конского навоза, — впрочем, последний присутствовал в столице в любое время года.
Если они перебьют солдат Стилиана, Видесс пострадает. Если солдаты бунтовщика перебьют их, Видесс все равно пострадает. Гражданская война — дело грязное. Какая бы из сторон ни одержала верх, империя проиграет.
Разве хаморские каганы, где-нибудь по другую сторону Заистрийских гор, не захохочут, узнав, что автократор и мятежный генерал снова вцепились друг другу в глотки? Не будь гражданской войны, кочевники вообще не проникли бы в Видесс. Ршава не сомневался, что всем им война только на руку.
Варвары тоже воевали друг против друга. В прошлые, более счастливые дни Видесс при помощи подкупа, дареного оружия и торговли заставлял кочевников постоянно грызться между собой, поэтому они были слишком заняты, чтобы доставлять империи неприятности. Теперь хаморы играют в ту же игру против Видесса.
— Ну, если хотите, можете назвать это парадом, но я видал и получше, — произнес кто-то рядом со Ршавой.
Похоже, он выразил общее мнение. Вряд ли Малеину пришлись по душе речи его подданных, доведись ему их услышать. Впрочем, раньше или позже, он их услышит. Если в толпе не было его агентов, мотающих на ус слова простонародья, то автократор допустил промах. Но Ршава не верил, что его родственник допускал много подобных промахов.
Толпа медленно расходилась. Лоточники направились к столичным площадям, где всегда можно найти множество людей, желающих что-нибудь купить. Карманники, наверное, поступили так же.
— Святой отец? — обратился к Ршаве какой-то замухрышка.
— Да?
— Святой отец, вы случайно не целитель? У меня жуткая язва на голени, вот я и подумал…
— Я не целитель. Извини.
— А вы не могли бы попробовать? — взмолился коротышка.
— Я тебе ничем помочь не могу. Если тебе нужна помощь, отыщи священника, который действительно умеет исцелять.
— Да бросьте! Вы же можете исцелять!
Коротышка уже нашел, кого ему хотелось. Наверное, поиски другого священника он счел для себя чрезмерным усилием — и это в городе, где трудно пройти квартал по Срединной улице и не встретить хотя бы одного. Терпение Ршавы начало истощаться.
— Я же сказал: я не целитель. Прошу тебя, уйди и оставь меня в покое.
— Но моя нога… — захныкал коротышка.
На взгляд Ршавы, он выглядел вполне здоровым, однако продолжал ныть и жаловаться. Намека он не понял и уходить не собирался. В конце концов у Ршавы лопнуло терпение.
— Ладно, — процедил он, гневно выдохнув. — Ладно. Иди за мной в переулок, и я дам тебе то, что ты заслуживаешь.
— Долго же вы собирались, — заметил болезный, не обратив внимания на тон прелата. Он пошел следом за Ршавой, прихрамывая совсем немного, если вообще прихрамывая… — Вот. Наклонитесь, и сами увидите, какая у меня язва.
Ршава наклонился. Переулок был узким и темным. Кирпичи домов здесь покрывал мох и нечто более склизкое. Срединная улица была мощеной, здесь же приходилось ступать по раскисшей грязи. Жужжали мухи, и городская вонь казалась тут сильнее, чем на главном бульваре.
— Видите? — спросил коротышка, и это слово оказалось последним в его жизни.
Негромко и удивленно ахнув, он упал уже мертвый. Ршава даже не потрудился снять с его пояса кошелек. Пусть тот станет приятным сюрпризом для какого-нибудь городского стервятника, который наткнется на тело.
Возвращаясь в гостиницу, Ршава поймал себя на том, что насвистывает. Получается, что его способность проклинать — чудесный талант. И если Ршава не станет время от времени пользоваться им, чтобы избавить себя и мир от раздражающего зануды, то какой от него толк?