Странным образом, но в комнате не оказалось даже телевизионной панели. До ужина оставалось несколько часов, а заняться было совершенно нечем. Арчи поплескал в лицо холодной водой из-под крана и посмотрел в отражение. Красные, слезящиеся глаза. Не мешало бы поспать часов двенадцать кряду, но какое там.

Арчи вышел из комнаты и прислушался. Издалека доносилась негромкая струнная музыка. Что-то гастрономическое, вроде Вивальди. Он беззвучно прикрыл дверь и направился в кабинет. Лакированный паркет благородного вишневого оттенка чуть слышно поскрипывал в такт его шагов.

Внимание Арчи привлекли книжные полки. Он с интересом изучал названия, выбитые на корешках. Иногда он не мог удержаться и проводил пальцами по потертым кожаным тиснениям. Многие имена были ему знакомы лишь смутно, а другие неизвестны совсем. Поэтому Арчи удивился, когда попался объемистый двухтомник Достоевского. Издание, разумеется, было на английском, но выбивалось из общей подборки, в которой беллетристика встречалась редко. Потребовалось усилие, чтобы вытащить первый том, крепко стиснутый соседями по полке.

За спиной откашлялись. Арчи резко крутанулся на каблуках. Перед ним стоял сгорбленный пожилой человек и тяжело дышал. Он опирался на небольшую двухколесную тележку, на которой был установлен баллон с кислородом. От клапана шел тоненький гибкий шланг, раздваивающийся на конце и вставленный в ноздри Харпера Джонстона. Дорогой халат был велик на пару размеров и болтался на нем, как на вешалке. Седые волосы свисали сосульками по сторонам от залысины. Влажные рыбьи глаза не мигали, из-за чего хозяин кабинета походил на восставшего из могилы мертвеца. Арчи еле сдержался, чтобы не отшатнуться, настолько отталкивающе он выглядел.

Харпер Джонстон проковылял мимо. Арчи следил взглядом за скрипящими колесами тележки, оставлявшими следы на лакированном паркете. От самого богатого человека в мире распространялся тяжелый запах плесневелого сыра.

Устроившись в кресле рядом с книжными полками, старик вытянул вперед руку. Арчи подумал, что должен ее пожать, но старик раздраженно вырвался из его пальцев и показал, что хочет получить Достоевского. Смущенный Арчи отдал ему том. Старик пристроил фолиант на коленях и принялся яростно листать, не обращая внимания, что бумага мнется и рвется. Что он хотел там найти? Остановился он неожиданно и резко захлопнул книгу.

Когда Харпер заговорил, его голос был похож на шелест страниц. Раньше это была ваша главная экспортная величина, сказал он. Нет, даже больше. Это был образ вашей страны. Универсальный код. Россия — значит, Достоевский. Достоевский — значит, Россия. Ничего более русского было не найти. Ты меня понимаешь?

Арчи кивнул и сказал, что неплохо освоил английский.

А теперь? Харпер сокрушался вполне искренне. Теперь ваша страна — нефтегазопровод и ничего больше. Не будет труб — не будет и страны.

Ощущения были странными. Арчи не понимал, как следует себя вести. Он никак не ожидал, что отец окажется таким дряхлым. Это было даже не странно, а попросту дико.

Наверное, ты потому так далеко и забрался, предположил старик. Рассчитываешь, что вторая родина будет гостеприимной? Мечтаешь получить наследство?

Арчи ответил честно: у меня нет второй родины. Прозвучало, может быть, чересчур высокопарно, но именно так он чувствовал.

В глазах старика на секунду проснулся интерес. Идеалист или лгун, пробормотал он себе под нос. Еще неизвестно, кто опаснее. Чтобы ты себе не воображал, парень, лучше поскорее усвой, что здесь тебе не будут рады.

Кровь прилила к щекам, уши запылали. Будто Арчи отвесили знатную оплеуху. Харпер заметил его реакцию и поспешил исправиться: я неверно выразился, не про себя, а про отношение к иностранцам, тем более — к русским.

Харпер выдернул себя из кресла и, не отпуская кислородный баллон, свободной рукой поймал ладонь Арчи и энергично потряс. Ну, здравствуй, сынок, сказал старик, и улыбнулся, отчего стал похож на Веселого Роджера.

* * *

Ловко разделывая тушку лангуста, отец признался, что в последнее время его характер совсем испортился.

Харпер Джонстон занял место во главе обеденного стола, а сын разместился по правую руку от него. Блюда с диковинной и незнакомой едой сводили Арчи с ума. С какой стороны к ним подступаться? Он украдкой подсматривал за умелыми движениями Харпера, который, впрочем, не обращал внимания, как справляется сын.

Немного выждав для приличия, Арчи задал вопрос, который не давал ему покоя: что же такое происходит с отцом и почему он так плохо выглядит?

Вместо ответа прозвучал встречный вопрос: известно ли тебе, сколько мне исполнилось в этом году?

Он закусил губу. Арчи читал биографию Харпера Джонстона, но сейчас не мог вспомнить дату рождения. Шестьдесят пять?

Шестьдесят семь, поправил отец. А на вид — натуральный кусок старого дерьма! Что же сделало меня таким? Проклятая человеческая рассеянность и невнимание к мелочам!

Арчи ничего не понял.

Объяснение вышло лаконичным: долголетие ни черта не стоит, если изнутри тебе пожирает раковая опухоль. Харпер хихикнул. Самоуверенный осёл! Прежде чем устраивать судьбу всего мира, разобрался бы с собственным здоровьем. А то размечтался подарить человечеству вечную жизнь!

Арчи отложил в сторону столовые приборы и сдержанно выразил сожаление по поводу болезни. Сколько же осталось?

Харпер пожал плечами. Агония может длиться долго. Информация о его состоянии не должна выйти за пределы этой комнаты. Новость о том, что глава «Феникса» на полпути к встрече со своим создателем, слишком опасна для будущего компании — обвал на бирже совершенно ни к чему. Не говоря уже о том, что потребители усомнятся в эффективности сыворотки, которая продается не как лекарство от старости, а как эликсир жизни, спасение от преждевременной смерти.

Кстати, о сыворотке, набрался храбрости Арчи. Ведь идея ее создания принадлежала другому человеку. Профессору Вольфу. Я могу доказать это в любой момент.

Водянистые глаза потемнели. Если хочешь что-то сказать, говори прямо, потребовал отец.

Старик внимательно слушал, глядя в пол, и время от времени проводил ладонью по скатерти, сбрасывая несуществующие крошки. После рассказа Арчи о том, что он нашел в записках Вольфа, Харпер молчал еще несколько минут. Прежде чем заговорил, он подлил вина себе и сыну.

Допустим, фокус с погерином не его личное изобретение. Харпер пожал плечами. Возможно, стоило упомянуть об этом на вручении Нобелевской премии. Поделиться какими-то деньгами. Вот уж с чем не возникло бы никаких проблем! Но железный занавес… Кроме того, окончательная формула сыворотки принадлежит только Харперу Джонсону и никому больше! Ему не в чем себя упрекнуть.

Бледные щеки немощного старика покрылись румянцем. Арчи так и не определился, считать это проявлением гнева или стыда. Не исключено, что и того, и другого.

Возле стола беззвучно возник дворецкий. Он выставил на стол смену блюд, забрал тарелки объедками и растворился в тишине.