В Нью-Йорке Аристотель положил глаз на Тину, дочку Ставроса Ливаноса, крупнейшего судовладельца, старейшину в бизнесе, где сам Онассис был новичком.

Когда Тина вышла за Онассиса, ей было семнадцать (ему – сорок шесть), и она воплощала собою секс и коммерческую выгоду. Вдобавок – с греческой точки зрения – у нее наверняка родятся здоровые дети. (За нею ухаживал и Ставрос Ниархос, но в итоге взял в жены старшую сестру Тины, Евгению; личное и деловое соперничество Ниархоса и Онассиса началось примерно в то время, когда они породнились.) Женитьба на Тине стала для Онассиса местью Ливаносу и Союзу греческих судовладельцев, которые не пустили его компанию в долю, когда речь шла о выгодной сделке с правительством США. На свадебном приеме, где собрались все конкуренты, друг и компаньон Онассиса Коста Грацос сказал ему: «Ты им отомстил». «Мне этого мало, – ответил Онассис. – Я из этих сукиных детей всю душу вытрясу. У меня война с этими гориллами». Заявление в духе Джека Кеннеди, и, как и Кеннеди, Онассис умел «прикармливать» журналистов, которые вскоре окрестили его Золотым Греком. В 1952 году он вместе с кучей гостей отправляется на китовую охоту, с борта его роскошного «Олимпик челленджера» они наблюдали бойню и даже стреляли из гарпунной пушки. В 1953-м, через тридцать лет после того, как Ари с эмигрантского судна видел вдалеке огни Монте-Карло, он стал владельцем компании SBM (Société des Bains de Mer et Cеrcle des Étrangers), которая фактически контролировала Монако и владела казино, гостиницей Hôtel de Paris, яхт-клубом и чуть ли не третью недвижимости.

Эта сделка принесла Онассису мировую известность. Теперь он был не просто богатым греком, в общественном сознании утвердился его имидж крупной знаменитости, мультимиллионера, загадочного и колоритного. Но Онассис на этом не остановился, он планировал следующую большую сделку – вторжение в эксклюзивное соглашение Aramco с Саудовской Аравией на добычу и транспортировку нефти. Прознав об этом через частного осведомителя, Ниархос разрушил план – предупредил американцев. Мало того, Онассису предъявили явно сфабрикованное обвинение в мошенничестве, что запятнало его репутацию в Соединенных Штатах. Однако в обществе он приобретал все больший вес; со своей базы в Монте-Карло он поймал самую крупную рыбу – Уинстона Черчилля. Затем в 1956 году Онассис многократно умножил свой капитал на Суэцком кризисе: когда из-за войны канал закрыли, Онассис оказался единственным крупным независимым перевозчиком, который располагал флотом, способным перевозить нефть вокруг мыса Доброй Надежды. Годом раньше он принимал Джона и Джеки на борту «Кристины», и ту встречу ни Джеки, ни он сам не забыли.

Фотографии первой леди, гуляющей по Измиру с Онассисом, опубликовали газеты по всему миру, что вызвало гнев брошенной Марии Каллас. «Четыре года назад, – говорила она подруге, – с ним рядом была я, и мне он рассказывал историю собственной жизни…» На Джеки рассказ Онассиса произвел впечатление, Аристотель казался ей Одиссеем, капитаном, странствующим по тем же морям. Он был опасным человеком, пиратом вроде Черного Джека. Вероятно, эта мысль запечатлелась в ее подсознании. Фотографии привлекли впимание американской публики к Онассису, даже излишнее, по мнению Джона Кеннеди. Он позвонил жене и пересказал ей, что пишут газетчики («великолепно освещенная шикарная яхта, веселые гости, изысканная еда и напитки», «расточительные застолья», «танцевальная музыка», «команда из шестидесяти человек, включая двух парикмахеров и музыкальную группу»). Джон не стал приказывать Джеки немедля возвращаться домой, но ждал ее возвращения к оговоренному сроку – 17 октября.

Однако президент сказал Брэдли, что, по его настоянию, Онассис приедет в США после 1964 года, не раньше, а «это доказывает, что он расценивал поездку жены как потенциально опасную для него политически». Но, по мнению Таки Теодоракопулоса, были и другие причины держать Онассиса подальше от США: «Дело в том, что в какой-то момент Стас намеревался жениться на Шарлот Форд, а Ли – выйти замуж за Онассиса. Кеннеди попросил их подождать до после выборов 1964 года». На вопрос, откуда он это знает, Теодоракопулос ответил: «Мне сказала Ли… а потом приключился Даллас, и Онассис стал охотиться за рыбкой покрупнее… Я так понял, что брак Ли и Стаса окончательно развалился. Не знаю, женился бы Онассис на Ли, но она бы за него точно пошла».

Ирэн Голицына подтверждает, что Джеки старадала от «чувства вины», понимая, что ее увеселительный круиз может политически навредить мужу. Однажды вечером она встретила Джеки, которая с бокалом шампанского в руке шла к себе в каюту (Ирэн занимала каюту напротив). «Я не собираюсь спать, напишу мужу», – сказала Джеки. Она писала Джону каждый вечер, и это были не просто отчеты о путешествии, но любовные письма, в которых она открывала мужу чувства, какие не могла высказать вслух. В этих письмах сквозила детская незащищенность Джеки, всегда присутствовавшая в их отношениях; она говорила о своей застенчивости, неуверенности, о том, как надеется на мужа и беспокоится об их жизни после Белого дома.

Роберт Уайт, который собирал материалы о Кеннеди, отмечал: «Эти письма демонстрируют огромную любовь Джеки к Джону». Она писала, как сильно скучает по нему, и фантазировала насчет их счастливого брака: «Думаю, мне повезло, что я могу скучать по тебе… Знаю, я всегда преувеличиваю, но мне жаль всех остальных женатиков… Я никогда вполне не представляла себе, какой огромный стресс ты испытываешь, причем постоянно, и, увы, здесь я ничем не могу помочь, так что сделаю единственное, что в моих силах, – буду думать о тебе…»

Джон с детьми встречал Джеки на аэродроме базы ВВС, когда она прибыла туда на «Каролине», личном самолете семьи Кеннеди. Коутс Редмон, жена одного из сотрудников Пентагона, оказалась свидетельницей их встречи. Она отметила, что Кеннеди, выйдя из машины, поправил корсет и скованной походкой направился к самолету: «Они обнялись, но как-то чопорно, официально… а дети, понятно, повисли у Джеки на шее. Она подстриглась по-новому, начес канул в Лету, это был новый стиль. На следующий день женщины всей Америки побежали в парикмахерскую».

Той осенью Джон как никогда нуждался в Джеки и семье. При всем внешнем блеске – вечеринках, океанских круизах в Хайаннисе и Ньюпорте, веселье в компании друзей – он чувствовал, что вот-вот потеряет почву под ногами, и в частной жизни, и в общественной. Его тайный мир грозил вырваться на поверхность. Видный дипломат Джордж Кеннан, видевший его тогда, отмечал, что он «страшно одинок, как бывают одиноки только люди на вершине власти…». Близились выборы 1964 года, а с политического фронта приходили почти сплошь скверные новости, чреватые опасностью. Проблемы внутри страны могли свести на нет триумф Кеннеди в международной политике, Договор о запрете испытаний ядерного оружия. 18 мая, после горячего выступления Кеннеди в поддержку гражданских прав, ему ответили убийством Медгара Эверса. Конгресс по-прежнему оставался неуправляем, унижая его резкими сокращениями программ помощи зарубежным странам. Во Вьетнаме складывалась кризисная ситуация, поскольку президентские советники были в полном разладе насчет политики касательно нынешнего непопулярного режима. «Господи, мое правительство просто разваливается», – сказал Джон Чарли Бартлетту. В конце августа борцы за гражданские права организовали марш на Вашингтон, который взбудоражил белых избирателей по всей стране. Кроме того, Джона мучили постоянные боли в спине. И с весны 1963 года в прессу упорно просачивались сведения о его романах, что грозило перерасти в секс-скандал, аналогичный делу британского министра Профьюмо.