Дядя Коля выколотил о камень трубку, поднялся и грустно сказал:

– Здравствуй, племя… Младое, черт побери, незнакомое.

К вечеру дядя Коля затосковал окончательно.

Он протер мокрой тряпкой свою заграничную куртку, сменил шнурки на ботинках и объявил, что пойдет сегодня в клуб. Хватит, сказал дядя Коля, он не в силах больше терпеть это безобразие. Может, в кино ему повезет. Вдруг покажут каких-нибудь молодых романтиков или каких-нибудь старомодных чудаков, абстрактных гуманистов, шизофреников, наконец, каких-нибудь…

Я стала проситься с дядей Колей.

– Ни в коем случае! – сказал папа. – Во-первых, тебя не пропустят на вечерний сеанс. Заведомо.

Но дядя Коля поставил меня рядом, и я оказалась чуть не по плечо ему.

– Вот что делает акселерация, – сказал тогда дядя Коля. – Она же почти невеста. Если спрятать косу под платочек, то в полумраке поселкового клуба ты вполне сойдешь за взрослую даму, старуха. Впрочем, я думаю, ты окажешься там далеко не самой юной.

В клубе была в этот вечер большая программа: сначала концерт агитбригады студентов нашего, между прочим, электротехнического института, потом – кино, а после кино – танцы под студенческий оркестр.

– Считай, уже повезло, – сказал дядя Коля. – Посмотрим на земляков. Это надо же – в какую даль ребята забрались!

Перед концертом на сцену вышел руководитель бригады – кандидат каких-то наук, рассказал, в скольких местах уже побывали студенты и как хорошо их встречали трудящиеся. А под конец объявил, что сейчас прочтет лекцию о наших достижениях в области науки.

– У-у-у-y! – разочарованно загудел зал.

Кандидат благодарно поклонился, как после бурных аплодисментов, взошел на трибуну, достал из внутреннего кармана толстый пласт бумаги и начал лекцию.

Его никто не слушал. В зале лузгали семечки, хлопали стульями, переговаривались, мяукали, в последнем ряду потихоньку играли на двух гитарах и пели хором. Только четыре солдата, приехавших на побывку, сидели по стойке «смирно», положив на колени фуражки кокардами вперед.

– Господи! – прошептал измаявшийся дядя Коля. – Надо же сворачивать. Как можно скорее сворачивать – неужели он не понимает!

Мяукавшие тоже, видать, надеялись, что лектор вот-вот закруглится.

Но кандидат был человек крепкой кости. Он все бубнил и бубнил, и в конце концов ему начали подхлопывать и кричать: «Дядька, смойся!»

– Эти люди правы, – сказал дядя Коля. – Они не сделали ему ничего дурного. За что он так надоедает им?

В перерыве дядя Коля спрятался за колонну – он боялся встретиться с кандидатом, который был ему немного знаком, чтобы не травмировать того после жуткого провала.

Сам кандидат, однако, разгуливал по фойе с довольным видом, ничуть не был огорчен, улыбался и солидно кивал направо-налево.

Увидев такое дело, дядя Коля ужасно расстроился. На него прямо жалко было смотреть – казалось, он вот-вот разрыдается.

– Все! – сказал он. – Конец!.. Я ничего не понимаю в этом мире! Режьте меня на куски – я ничего больше не понимаю!

Он хотел тут же уйти из клуба. Кое-как я уговорила его остаться. Так что мы посмотрели еще и концерт, и фильм «Подсолнухи». Только на танцы не решились оставаться.

…Луны не было, но мы хорошо знали дорогу и безбоязненно шли в темноте. Только перед лагерем москвичей дядя Коля включил фонарик.

– Не перетоптать бы вундеркиндов, – сказал он. – Такая потеря для будущего.

Но «вундеркинды» не спали. Они сидели вокруг едва тлеющего костра и были расположены к задушевности.

– Из кино? – спросили они, осветив нас тремя фонариками. – Как вам понравились «Подсолнухи»?

– Э-э-э, видите ли, – сощурился дядя Коля. – Разумеется, Софи Лорен, как всегда, очаровательна. И Марчелло Мастроянни играет талантливо… Но, по-моему, на этот раз очень тонкая психологическая проблема сведена где-то к мелодраме, а это снижает…

– А вам не кажется, что мы стали слишком избалованы? – сказал строгий молодой голос. – Избалованы всеми этими новомодными приемчиками, подтекстом, философичностью?..

– Ну-у… в какой-то мере, конечно, – затоптался дядя Коля. – Но вот война, допустим… Нельзя же так лубочно…

– Значит, такой они ее видят, – перебил голос. – В конце концов, не довольно ли этой окопной правды, снижающей героику?

– Возможно, – сказал дядя Коля, отступая в темноту. – Возможно, вы правы… Наверное… Спокойной ночи…

– Ишь, сопляки! – обижался дядя Коля, ухая в колдобины (напуганный тем небритым дядькой, он даже в темноте шел по обочине). – Прорабатывают, понимаешь!.. Эрудиты! Художественную литературу, небось, читают… Периодическую печать. И когда только успевают?..

Я поняла, что культпоход не улучшил дядя-Колиного настроения…

Во Владивостоке опять шел дождь.

В агентстве «Аэрофлота», куда мы сразу же заявились, стояла многодневная очередь небритых командировочных – билеты в Южно-Сахалинск регистрировали только на первую декаду сентября.

Нас это не устраивало. У папы и Паганеля первого сентября начинались лекции в университете. Дядя Коля никуда не спешил, но именно он-то расстроился больше всех. Горела дяди-Колина программа-минимум – добраться до Сахалина, и это могло подорвать его семейный авторитет.

Дело в том, что теща дяди Коли каждый месяц летает в здешние места по служебным делам. Возвратясь с работы, она бросает в маленький спортивный чемоданчик зубную щетку и шлепанцы, оставляет мужу записку: «Борщ в холодильнике», – и уезжает на аэродром. А через несколько часов уже звонит из Южно-Сахалинска, чтобы напомнить домашним про цветы, которые необходимо поливать. Короче, теща перед отъездом не останавливает на перекрестках знакомых и не сообщает им с притворной небрежностью: «А я, знаете, на Сахалин лечу. Говорят, там тайфун ожидается и два землетрясения. Любопытно будет взглянуть».

А дядя Коля собирался полмесяца. Ограбил всех приятелей, издергал родственников. За неделю до отъезда он начал ходить по городу в туристских ботинках – растаптывал их. Дал в редакции прощальный банкет на восемнадцать персон. Жена, провожая его в аэропорт, обливалась слезами и заламывала руки… Словом, после всего этого дядя Коля не мог вернуться назад с половины дороги.

Можно было попробовать еще один вариант – морской. Правда, тогда ломался график и на «взятие» Куашира и Шикотана, как тут же подсчитал папа, оставалось всего по два с половиной дня.

Сгорбившись, засунув руки в карманы и сдувая с носа водяные капли, мы побрели на морской вокзал.

На морском вокзале висела красивая карта: «Туристские маршруты Дальневосточного пароходства». Разноцветные стрелки вели к пунктам назначения: Холмск, Южно-Сахалинск, Корсаков, о. Кунашир, о. Итуруп, о. Шикотан. Под картой было написано веселыми буквами: