Воскресенский разводит руками. – У Ольги, как ты сам понимаешь, мы уже не спросим, почему она так поступила.

– Допустим… – выдыхает с легким оттенком разочарования. – Но при чем здесь Ева? Она проходила как клиент клиники, а не как донор.

– При том, что главным условием Ольги было максимальное сходство. Чтобы ты и подумать не мог, что мать не она. То ли это был страх потерять тебя, то ли желание быть для всех настоящей матерью, несмотря ни на что… История умалчивает…

– Почему я? – шепчу сдавленно.

– В базе не нашлось подходящей кандидатки, а время поджимало, – продолжает Костя раскручивать эту дьявольскую многоходовку. – Ольга очень хотела ребенка от мужа, а Городецкий – денег. И тут появилась ты. Похожа на нее внешне, с той же группой крови. Здоровая и, прости за формулировку, плодовитая. Идеальный вариант.

– Но у меня было ЭКО с Игорем, – все еще не понимаю. – Ведь Меркунова упрекнула меня в том, что я не смогла принять мужа и забеременеть от него. Значит, попытка оплодотворения была.

– Известно, что при подготовке к ЭКО искусственно стимулируют выработку сразу нескольких яйцеклеток, чтобы повысить шансы на оплодотворение, – чеканит Воскресенский и косится на удивленного Тимура. – Что? Я у Городецкого нахватался, – хмыкает и пожимает плечами. – Так вот, твой организм отлично откликнулся на гормоны, и репродуктологу удалось получить хорошее количество клеток. Часть оплодотворили материалом Игоря, не надеясь на успех, потому что его анализы оставляли желать лучшего, а Меркуновских денег Городецкому тоже хотелось. Поэтому он попытался. Оставшиеся клетки были использованы при проведении ЭКО с Тимуром. Получившиеся эмбрионы отправили в заморозку на время, пока организм Ольги подготовят к подсадке. Но этому не суждено было произойти.

– Бывшая свекровь рассказала мне, что специально попросила врача подсадить мне донорский эмбрион, – тихо лепечу, вспоминая неприятный разговор. – Чтобы не только Игорь растил чужого ребенка, но и я была наказана. Непонятно, за что.

Тяжелая рука осторожно ложится на мои плечи, сжимает и поглаживает. Почувствовав поддержку Тимура, успокаиваюсь. С ним точно все будет честно и по любви. И никто нам не помешает.

– Да, об этом Городецкий тоже упоминал, – соглашается Костя, подцепив очередную бумажку. – Видимо, в тот момент у него наконец-то проснулась совесть. Он не послушал свихнувшуюся Меркунову, хоть и взял деньги. Возможно, даже пожалел тебя, Ева, не могу судить, – вздыхает протяжно. – Ситуация, конечно, за гранью добра и зла. Но ее исход зависел от решения врача. Зная, что замороженный эмбрион готовится к утилизации, он оформил фиктивные бумаги, а на самом деле подсадил его тебе, Ева, вместо донорских материалов. По сути, вернул то, что по праву было твоим, – потирает подбородок. – Городецкий никак не мог предугадать, что Игорь потребует тест ДНК, а Тимур встретится на твоем пути. Это было нереально, но… – вальяжно разваливается в кресле. – Судьба.

– Судьба, – соглашается Вулканов, а я поднимаю на него взгляд. Чувствую, что новости Воскресенского немного выбили его из колеи, и сильнее прижимаюсь к нервно взымающейся груди.

– По поводу Городецкого, – спохватившись, Костя подается к столу, постукивая пальцами по стеклу. – Хотел с вами посоветоваться. В принципе, компромат я на него собрал. Если добавить к этому профессионализм моей команды, – играет бровями, – то мы можем упрятать его за решетку.

Испуганно смотрю на Тимура, ожидая его вердикта. Городецкий, конечно, меркантильный гад, но именно он спас нашего Владика от «утилизации». Передергиваю плечами и едва не срываюсь в плач от этого жуткого слова. И от мысли о том, что ураганчик… мог не родиться.

– Нет, будет достаточно, если ты лишишь его лицензии, чтобы он никогда не смог работать врачом, – выносит ему приговор Вулканов, и я выдыхаю с облегчением.

– Справедливо, – улыбается Костя. – В принципе, я этого и ожидал. Все сделаем в лучшем виде, друг, – пожимает Тимуру руку.

– Может, позавтракаете? – уточняю у обоих. – Или хотя бы кофе? – смущенно смотрю на Воскресенского. Помню, с каким пренебрежением он отзывался обо мне, и не до конца ему доверяю.

– Нет-нет, ребята, я домой, – выставляет ладони перед собой, будто защищаясь. – Меня дочки ждут.

Собирается уйти, но застывает на пороге. Оборачивается неторопливо, будто борется с самим собой.

– Ева, – его голос заставляет меня невольно сжаться, и только объятия Тимура успокаивают и не позволяют сбежать. – Я обещал, что если окажусь не прав… – делает вдох и выпаливает на резком выдохе: – Я ошибся, Ева, извини. И в качестве компенсации я готов помочь тебе в любом деле, которое входит в компетенцию моей команды. Обращайся. Только одно условие – против Тимура работать не буду, – грозит мне пальцем.

– Да я бы никогда, – бубню недовольно, а Вулканов предупреждающе покашливает.

– Я знаю, – с теплом произносит Костя, несколько секунд изучая нас. – И еще! Меркунову беру на себя. За ее компанией столько грехов, что мы с легкостью ее закроем. Не обсуждается, – пресекает любые попытки поспорить. – Эта неадекватная должна быть наказана. Лишим ее самого дорогого – денег. Чтобы не смогла впредь никого подкупить ради своих бредовых идей, – злится не на шутку.

– Спасибо. За все, – искренне говорю, тем самым намекая, что простила его. И суровое лицо юриста непривычно смягчается.

– С вас три пригласительных на свадьбу. Для меня и девочек, – хрипло смеется он и исчезает из дома раньше, чем я осознаю смысл его слов.

– Он немного странный, – выдыхаю в пустоту.

– Он несчастный, Ева, – жаркое дыхание касается макушки, а следом – легкий поцелуй. – После развода таким стал. Только ради детей живет. Ну и, ради своего дела, – ловлю в голосе нотки горечи и беспокойства. Будто он теряет друга и ничем не может ему помочь.

Гнетущую паузу нарушает Владик. Услышав, что «большой, злой дядя» ушел, он мчится к нам. Садится на коврик перед камином, подзывает Тимку, и щенок несется к нему со всех лап.

– Ева, – серьезно и напряженно зовет меня Тимур. – Раз уж этот болтун проговорился, – кивает на закрытую входную дверь.

Поднимается, на секунду скрывается в комнате, которая вскоре станет его кабинетом, и возвращается с коробочкой в руке.

– И раз уж ты теперь свободна. Да и