БА-БА-А-АХ!

Мусорный Бак снова сел и увидел гигантское огненное дерево за автомобильной стоянкой «Чири ойл». На вершине клубился черный дым, вертикально поднимался на невероятную высоту, прежде чем ветер начинал рвать и растаскивать его клочья. Смотреть на огненное дерево Мусорный Бак мог, только сощурившись, а теперь еще до него добралась и тепловая волна, перекатившись через шоссе, обжигая кожу, чуть ли не заставляя ее светиться. Глаза сразу же протестующе заслезились. Еще один кусок металла, более семи футов в ширину, по форме напоминающий ромб, упал с неба, приземлившись в кювет немного левее Мусорного Бака, и опавшие листья, лежавшие на влажном мху, сразу же вспыхнули.

БА-БА-А-АХ-БА-БА-А-АХ!

Если бы он остался на месте, то наверняка вспыхнул бы сам от такого жара. Мусорный Бак с трудом поднялся на ноги и побежал по обочине в сторону Гэри. Воздух, который попадал в его легкие, становился все горячее и горячее, а еще приобрел металлический привкус. В какой-то момент он начал ощупывать волосы, чтобы убедиться, что они не загорелись. Сладковатый запах бензина пропитывал воздух, казалось, лип к коже. Горячий ветер рвал одежду. Это было похоже на попытки выбраться из микроволновой печи. Дорога уже двоилась у него перед глазами, потом стала троиться.

За спиной вновь раскатисто грохнуло – это взорвалось административное здание «Чири ойл компани». Стеклянные ятаганы рассекли воздух. Обломки бетона и шлакоблоков градом посыпались на дорогу. Вращающийся кусок металла размером и толщиной с батончик «Марс» рассек рукав Мусорного Бака, оставив на коже царапину. Другой кусок, достаточно большой, чтобы превратить голову Мусорного Бака в гуавовый джем, упал у его ног и отлетел в сторону, оставив на месте падения приличных размеров кратер. Потом Мусорный Бак выскочил из зоны бомбардировки, но продолжал бежать. Кровь била в виски, голова пылала, словно и в ней разожгли костер.

БА-А-А-АХ!

Взорвался еще один резервуар, и сопротивление воздуха перед Мусорным Баком словно исчезло. Огромная теплая рука подтолкнула его сзади, рука, принявшая форму его тела, от затылка до пяток. Она просто несла Мусорного Бака вперед, ноги едва касались асфальта, и теперь на его лице играла ужасная, испуганная улыбка человека, которого подцепили к самому большому в мире воздушному змею, подхваченному сильнейшим ветром, и отпустили: лети, лети, детка, в небесную высь и летай, пока ветер не отправится куда-то еще, оставив тебя кричать на всем протяжении затяжного пике, до самой встречи с землей.

За чередой взрывов Божий боезапас сгорал в пламени справедливости, а Сатана штурмовал небо, и его артиллерией командовал яростно улыбающийся идиот с пламенеющими, обожженными щеками, по прозвищу Мусорный Бак, которого никто и никогда больше не назовет Дональдом Мервином Элбертом.

За спиной остались сброшенные с проезжей части автомобили, синий почтовый ящик мистера Стрэнга с реющим над ним флагом, столбы линии электропередач на кукурузном поле.

Рука, толкающая его вперед, заметно ослабела. Сопротивление воздуха постепенно вернулось. Мусорник рискнул оглянуться. Холм, на котором стояли резервуары, пылал. Горело все, похоже, даже дорога, а деревья превратились в огненные факелы.

Он пробежал еще четверть мили и, задыхаясь, жадно ловя воздух, перешел на спотыкающийся шаг. Милей дальше остановился отдохнуть, посмотрел в ту сторону, откуда пришел, его ноздри втягивали сладостный запах горелого. Без пожарных машин и самих пожарных огонь мог распространяться по ветру. Мог пылать не один месяц. Сначала сгорит Паутенвилл, а потом огненный фронт пойдет дальше на юг, уничтожая дома, деревни, фермы, поля, пастбища, леса. Возможно, доберется до Терре-Хота и спалит место, где его держали. Огонь мог пойти и дальше! Собственно…

Он вновь посмотрел на север, в сторону Гэри. Теперь он видел город и возвышающиеся над ним огромные трубы, застывшие без единого дымка, меловые полосы на светло-синей доске. А за ним – Чикаго. Сколько там нефтяных резервуаров? Заправочных станций? Поездов с цистернами сжиженного газа и горючими удобрениями на запасных путях? Лачуг, сухих, как хворост для растопки? Сколько еще городов за Гэри и Чикаго?

Перед ним простиралась вся страна, застывшая под летним солнцем, созревшая для огня.

Улыбаясь, Мусорный Бак поднялся и зашагал дальше. Кожа его уже покраснела, как у сваренного лобстера. Пока он не чувствовал боли, хотя ночью ожоги не дадут ему уснуть. Впрочем, возбуждение окажется сильнее физических неудобств. Впереди ждали еще более обширные и величественные пожары. Он смотрел на мир нежными, радостными и абсолютно безумными глазами. Глазами человека, нашедшего главный рычаг своей судьбы и взявшегося за него обеими руками.

– Я хочу выбраться из города. – Рита не обернулась. Она стояла на небольшом балконе своей квартиры, и ранний утренний ветерок теребил ее прозрачную ночную рубашку. Длинный шлейф утаскивало в комнату через открытую сдвижную дверь.

– Хорошо. – Ларри сидел за столом и ел сандвич с яичницей.

Она повернулась к нему, ее лицо заметно осунулось. Если в парке в день их встречи она выглядела на элегантные сорок, то теперь казалась женщиной, балансирующей на лезвии хронологического ножа, отделяющего первую половину седьмого десятка от второй. В руке Рита держала сигарету, кончик которой трясся, когда она подносила ее ко рту, набирала дым в рот и выпускала, не затягиваясь.

– Я серьезно.

– Я знаю. – Он вытер рот салфеткой. – И могу тебя понять. Нам действительно надо уходить.

Ее лицевые мышцы облегченно расслабились, и с почти (но все же не совсем) подсознательным отвращением Ларри подумал, что так она выглядит даже старше.

– Когда?

– Почему не сегодня?

– Какой ты милый. Хочешь еще кофе?

– Я могу налить и сам.

– Глупости. Сиди, где сидишь. Я всегда наливала мужу вторую чашку кофе, он настаивал на этом. Впрочем, за завтраком я видела только его волосы. Остальное скрывал «Уолл-стрит джорнал» или какая-нибудь чертовски серьезная книга. Не просто что-нибудь важное или глубокое, но обязательно со значением. Белль, Камю, Мильтон, прости Господи. С тобой куда лучше. – Она обернулась, уже направляясь на кухню, с игривым выражением лица. – Это же просто стыд, прятать за газетой такую мордашку, как у тебя.

Он вяло улыбнулся. Этим утром, как, впрочем, и весь вчерашний день, ее шутки выходили натужными. Он помнил их встречу в парке, когда ее речь показалась ему небрежной россыпью бриллиантов на зеленом сукне бильярдного стола. Однако со второй половины вчерашнего дня бриллианты больше напоминали цирконы, по блеску ничуть не уступающие настоящим драгоценностям, но фальшивые.

– Держи. – Ее руки по-прежнему дрожали, и когда она ставила чашку на стол, кофе выплеснулся ему на тыльную сторону ладони. Он отдернул руку, зашипев от боли, как кошка. – Ой, извини… – На ее лице отразился не просто испуг – почти что ужас.