Еще один яркий представитель народа Петюха наконец вываливается из дома и дергается к машине. Иногда мне встречаются парочки, похожие на будущее России в лице таких, как Петюха и Зинка; нет, я ничего не имею против этих славных людишек-блядишек; ради Бога живите и размножайтесь, лишь хочу получить ответ на вопрос: как? Как и каким таким чудным способом вы сноситесь друг с другом, чтобы получить потомство. Ибо естественный путь: пестик в тычинку, для вас невозможен по причине физической непривлекательности и омерзительности. Лучше уж «угоре», чем такая lоve, blya, story.

— Ну, шо? Поехали? — клацает зубами Петюха, которого так грубо вырвали из-под теплой меховой заплатки женушки.

— На, для сугреву, — перехожу на древнеславянскую вязь, тиская новому спутнику армейскую фляжку.

— А шо тута?

— Бздынь!

— Чегось?

Я делаю перевод: коньяк Napoleon, мать твою залипухинскую так! Петюха крупными глотками заглатывает клопиную бурду, поставляемую нам по бартеру за наш же газ-лес-нефть из запендюханной французской деревушки Шампань.

— Уф! Крепка, здраза! — чужой щетинистый кадык передергивается, как затвор винтовки Драгунова.

— Куда?

— Туды, ик, уперед! — отмахивает в ночь, как полководец Бонапарт I.

Мир вновь сдвигается, словно мы находимся при смене театральных декораций. Художник не блещет оригинальными поисками — все те же сугробы из ваты, все те же скрипящие, смутные, как собачий сон, фонари на столбах, все те же неживые дома с крестами окон.

— Кажися, тута, — нетвердо сообщает Петюха. — Грунькин забор, однакоть…

— Да? — выражаю легкое сомнение.

Мой спутник тверд в своем мнении; подозреваю, здесь он не в первый раз. Как я понял из топорных намеков спутника: Грунька Духова вдовушка бедовая и тропинка к ней проторена для всего мужицкого населения.

— А что там делает Егорушка? — не понял я.

— Энто… ну как училка… для ево…

Я хекнул — хоть одному из нас удалось воплотить в жизнь свою мечту помацать вдовушкины блинные бока. Правда, нам пришлось нарушить гармонию домашнего уюта и покоя ударами в дверь. После мелкой суеты в доме и вспышек света раздался энергичный голос хозяйки, образно утверждающей, что, ежели она выйдет в огород, то оборвет все бахчевые, мать вашу так, культуры! Петюха ответил артиллерийским залпом по неприятельским редутам. На каком-то незнакомом мне языке. То ли на галльском наречии, то ли на татаро-монгольском арго. Вот что с человеком могут сделать благородные напитки и гены.

Был понят. Двери, как ворота крепости, приоткрылись и нас запустили в святая святых. Как кавалерийский полк на постой в будуар мадам де Блюмандже.

В подобные дома общественного интереса я уже попадал, если вспомнить мои «слободские» похождения. Невероятная и пошлая смесь безвкусных и дорогих вещей. Душный запах щей, лаптей, розового масла, пудры, духов, вагинальных выделений и сперматозоидной склизи. И над всем этим убогим и жалким миром парил буржуинский абажур, пузатенький и самоуверенный, алеющий, как Егорушка. Юный еб… рь сидел под ним, как ангелочек под атомным грибочком. Сама вдовушка была аппетитна и сдобна, как французская пышечка, готовая к употреблению. Мне улыбнулась, как родному, считая, что мое прибытие из столицы в столь поздний час связанно научными изысками в области нетрадиционных способов любви сельских пастушек с животным миром.

Ее ждало разочарование — все мое внимание ушло на пастушка. Егорушка решив, что его хотят кастрировать, не мог взять в толк о ком речь. Алиса? Какая Алиса? Ах, эта, которая в поезде, дак Иван сказал, что это его тетка, и все.

— А ещё что-нибудь Иван о ней говорил?

— Не, — передернул плечиками. — Дальняя такая, смеялся. Как гора японская какая-то… Фу-фу-фудзима?..

— Фудзияма?

— Ага.

Я выматерился: япона мать — лететь над пропастью несколько сот миль, чтобы узнать о священной горке в стране восходящего солнца.

— А сама Алиса ничего не рассказывала?

— Где?

— В купе, — заскрежетал зубами, — к примеру?

— Не, вроде, — шмыгнул носом. — Анекдот разве что?..

— Анекдот?

Что и говорить история, услышанная когда-то юным путешественником была на злобу дня: идет Лиса по лесу. Вдруг из кустиков: Ку-ка-ре-ку! Лиса шмыг — туда. Скоро из кустов вылезает довольный Волк, задергивает ширинку: А все ж таки хорошо иностранные языки знать.

Я снова выматерился (про себя): лететь над пропастью несколько сот миль, чтобы узнать о нечаянной любви лесных братьев наших меньших… Черт знает что!

Нет, это была не моя ночь. Я кинул взгляд на теремочек-ходики, на крыше которого сидели веселой компашкой зайчик, лиса, волк и медведь — мой обратный вылет задерживался.

Вот так всегда, повторюсь, торопишься на свадебку, а тебя встречает ласковый покойничек в гробовой тишине, и ты, как дурак, толкаешься среди опечаленных родственников с розовой коробкой, где радостно громыхает скорым поездом на ж/д переезде чайный сервис на 24 персоны.

— Могет чайчком-с побалуюмси? — услышал я обольстительный голосок вдовушки.

— Нет! — не выдержал издевательства нам русским языком и собой и, проклиная все на свете, и прежде всего себя, метнулся вон из душного сельского борделя.

Я прыгнул в автомобиль и, обнаружив, что Петюха увяз за мной, удивился: почему не остался угоститься вдовушкиным чайком-с?

— Не, Зинка залютуеть страшно, — повинился. — Ещо чаво чрикнеть по сне…

— И угоре, — проговорил я, передергивая рычаг скорости передачи. — А как там тетка Маня?

— Живеть, — вздохнул, — трогаетца маненько умом-то.

— Как это?

И услышал: тетка Манька, когда родился маленький Ванюха, принесла в подарок набор для младенца и костюмчик на вырост. Принесла и принесла, спасибо, как говорится. Только вот беда: на детский костюмчик прицепила медальку за отвагу и мужества своего сынка. Ей попытались объяснить… Да, куда там…

— Бяда, — заключил Петюха.

Беда. Когда-то на нашей уютной и развеселой сторонке были победы, а теперь постоянные беды. Такое впечатление, что отвернулся от нас Господь, проклял богохульников, и напустилась несметная вражья рать на брошенный край. И остановить войско подлое силой никак неможно, разве, что осененным золотым словом. А где-то слово? Сброшено да затоптано невозвратно. Вот отсюда и «угоре», и «бяда».

На пляшущем световом пятачке я притормозил «Гранд Чероки», Петюха вывалился из него, как десантник из БПМ, и побрел по заснеженным местным фудзиямам домой, чтобы жить и верить, что жизнь ему вполне удалась.

Мне же предстоял обратный путь — куда? Вот в чем вопрос. Как не смешно, у меня не было дома, куда я бы мог, вернувшись, забиться под меховую заплатку родного человечка. Вирджиния? Подозреваю, что и для неё я лишь мизерная фигурка на шахматном поле жизни, которую нужно беречь до времени, а после пожертвовать во имя некой цели. Цель понятна — найти компьютерный диск. А потом — бай-бай, малыш?..