— Никки! — закричал он. — Никки!

О боже, неужели поздно? Как тогда? Неужели та кровь была ее?

— Не трогай гроб, — предупредила Дайана Мозес. — Это улика, Рид. Могут быть следы инструментов, отпечатки пальцев или…

— Открывайте. Сейчас же! — закричал он, не обращая внимания на Мозес, и вцепился в скользкую от грязи крышку. — Сейчас же!

Крышка держалась крепко. Ее заклинило.

Сердце колотилось. Вместе с плотным полицейским он пытался поддеть крышку ломом, наваливаясь на него всем весом, моргая от дождя, вглядываясь в ночь.

— Бесполезно, придется поднимать, — крикнул им Клифф Зиберт.

— Времени нет! — заорал он в ответ, еще сильнее наваливаясь на лом.

— Вызовем технику.

— Да господи, надо сейчас же открыть эту херню! — Они с копом-здоровяком навалились на один лом, видно было, как напряглись их мускулы, вздулись вены на шее, сжались зубы. И он почувствовал, что крышка поддалась. Немного.

Здоровяк заревел и еще сильнее надавил на ручку. Раздался щелчок, крышка открывалась. Они оба оседлали гроб, увязая в грязи, подняли крышку, и оттуда донесся запах крови и смерти.

— Господи, нет, — прошептал Рид, ничего не слыша. — Никки! — Он вынул из кармана фонарик и с замирающим сердцем направил тонкий луч на окровавленное изувеченное тело в гробу.

Его чуть не стошнило, когда он увидел остекленевшие глаза мертвого Лироя Шевалье.

Никки вдохнула. Открыла глаза и увидела кромешную тьму.

В голове туман. Она потянулась и ударилась руками.

Как и до этого. Ты думала, это лишь страшный сон, но нет.

— Нет! — закричала она, попыталась сесть и снова стукнулась головой. Не может быть. Ее не могли запереть в гробу! Это какой-то безумный сон.

В крови подскочил адреналин.

В голове сразу прояснилось.

Под ней что-то было, и это что-то напоминало большое плотное тело, и… Никки ощупала свою ногу, бедро и грудь. Она с трудом могла двигаться, но поняла, что лежит голая и точно в каком-то ящике… Нет… только не это… Неужели это гроб? Гроб или нет, но ящик определенно двигался. Подпрыгивал при ударах. Или его везли. Она уловила рев двигателя. Видимо, грузовик везет ее к последнему, как думает Гробокопатель, приюту.

Вместе с трупом под нею.

Теперь понятно.

Ужас пронзил Никки, и ее чуть не стошнило. Неужели ее хотят похоронить заживо и к тому же, господи, прижатой к гниющему трупу?

Она задыхалась от страха. Начала скрестись и давить на крышку своей клетки. Та не поддавалась.

Это какое-то безумие. Ей надо выбраться! Надо! Из этой мрачной тесноты… Мозги плавились; у нее всегда была клаустрофобия в легкой форме, но она не может умереть вот так. Не может. Пока ее не закопали, время есть. Она может выбраться.

Думай, Никки. Не сдавайся. Сделай что-нибудь! Сделай что-нибудь умное!

Она заставляла себя сосредоточиться, прогнать панику.

Вспомнила, что пошла к родителям без оружия, хотя отец настаивал, чтобы она его носила. Если бы только у нее был сейчас пистолет, она могла бы спастись, но нет, пистолета не было, когда она нашла отца и оказалась лицом к лицу с Гробокопателем.

Гнусный психованный урод.

Подумать только, когда-то она сочувствовала ему.

Какая она была дура.

Он обманул их всех, и теперь она его пленница, его следующая жертва — вместе с трупом, который тут лежит. По коже поползли мурашки. Ее хват&чо только на то, чтобы не закричать, потому что она понимала — толку от этого не будет. Разве она не слышала жалобные стоны Симоны? Конечно, это животное запишет ее вопли: он просто кончит, услышав, в каком она ужасе от того, что ее упрятали в гроб вместе с гниющим трупом… но вони не было, не было и тошнотворного запаха разлагающейся плоти. Только легкий аромат сигар и виски, тот же, что сопровождал ее отца, запах, который был всегда связан с надежностью и безопасностью, и…

Она похолодела. Мысли вступили на запретную территорию, и она сама себе не верила, хотя знала, что это правда.

К горлу подступил комок.

Неужели этот ублюдок мог… мог поступить так хладнокровно, так дьявольски жестоко — положить ее в гроб вместе… вместе… с отцом!

НЕТ!

Она не могла в это поверить, ни за что не могла поверить в этот кошмар.

И все-таки…

Ведь тогда, в доме, отец был мертв или, во всяком случае, при смерти. И тело под нею не воняло. Да оно еще и не остыло… Внизу лежал крупный человек, от которого пахло, как… Ох, папа.

Она проглотила слезы, силясь побороть гнев и страх. Осторожно, поеживаясь, она потрогала одежду на трупе. Ощутила грубую ткань брюк, холодную пряжку, нащупала широкие ладони и волоски на тыльной стороне.

Ох, папа, нет…

Горло сжигала желчь. Никки чуть не стошнило, когда она осознала этот безумный, жуткий факт. Ее закрыли в гробу с собственным мертвым отцом! Она в ярости сжала кулаки. Хотелось кричать, плакать и биться, но она подавила желание заорать, издать звук громче шепота. Ведь ублюдку только того и надо. Этот выродок так развлекается.

Никки решила не доставлять ему удовольствия своим нытьем, хотя воздуха уже не хватало и с каждой минутой дышать становилось все труднее.

Мерзкий чокнутый подонок.

Ее жутко трясло, бросало от страха к ярости.

Думай, Никки, думай. Нельзя скисать. Это твой единственный шанс. Поймай этого урода. Найди способ прижать его к стенке. Поменяйся с ним местами, блин!

Как? Она в ловушке.

Единственный твой козырь против него — это мозги.

Он сильнее.

Он крепкий.

Он решительный.

Он псих.

Но если он не получит удовольствия, если ты не порадуешь его криками, мольбами, жалобными всхлипами, он, может быть, откроет крышку… Надо терпеть. Пусть легкие горят сколько угодно — надо выждать…

Она впилась ногтями себе в ладони. Легкие уже горели. У нее чертовски большие шансы умереть. Чертовски большие.

Надо полагать, она уже очнулась. Последствия наркотика еще чувствуются, но, по крайней мере, она понимает, где находится и что ее ждет. Ведя машину, Супергерой улыбнулся.

К тому же она знает, что он выжил. Перехитрил систему.

Было уже так темно, что он чуть не прозевал поворот к старому, заброшенному, заросшему кладбищу, хотя уже бывал тут, но при свете дня. Сейчас, в бурю, «дворники» еле успевали чистить стекло и видимость была плохой.

И прекрасно.

Он заглушил мотор и остановился у старого фамильного участка. Оставив дверцу пикапа открытой, вышел наружу и словно нырнул в водоворот. Дождь и ветер налетели на него, когда он зашагал по заросшей тропинке, которая когда-то была гравиевой дорожкой. Ржавые ворота скрипнули, открываясь внутрь. В прошлый раз он их отпер и подготовил могилку — последний приют судье Рональду Жилетту и его жалкой дочери.