– Так вот почему ты заглянул ко мне утром в день убийства, – догадался я. – Ну, когда заходил к миссис Боэм, а сам я в это время был в Гробницах. И не остановился на этом – захотелось увидеть кровавое душераздирающее шоу, после того, как я получу второе письмо… Видеть, как я корчусь в муках…

– А может, просто хотел проверить, что все в порядке?

– Всегда любил ковыряться у меня в мозгах. Ты их прочел?

– Ну, конечно, прочел. Ты совсем, что ли, чокнутый? Мерси Андерхилл – она для тебя своего рода религия, ну и тут вдруг начинает строчить тебе из-за границы эти безумные послания, предполагая, что я передам их по адресу… В тот момент сама она мало меня волновала, я даже подумывал сжечь эту писанину, и дело с концом. Но читать их?.. Да, Тимоти. Я с трудом представлял, как это ты заснешь там у себя, в Ист-Ривер, не прочитав ее писем.

– Шпион! – рявкнул я. – Обманщик!

– Что это ты там, черт возьми, считаешь? – спросил он, глядя, как я начал загибать пальцы левой руки.

– Наркотики, алкоголь, взятки, насилие, хождение по шлюхам, азартные игры, воровство, обман, вымогательство, содомия, шпионство и подделка бумаг, – выкликнул я. – Славная дюжина набралась.

– О, – он улыбнулся, сверкнув зубами. – Просто отпад, а не система вытанцовывается. Забыл добавить «лживость». Вот и получилась бы чертова дюжина. Я вообще не собирался тебе говорить. И как было не прочесть, раз уж они мне пришли?

– Знаешь, я убью тебя прямо сейчас, на глазах у всего полицейского департамента! – Я крепко вцепился в лацканы его фрака и бешено затряс.

– Ты просто восхитителен, – с любовью произнес Вал.

– Да пошел ты куда подальше!

– Если не отпустишь меня сейчас же, Тим, я засуну твою башку вон в ту чашу для пунша, – предупредил он. – Ты ведь этого не хочешь, верно? Да и я, если вдуматься, тоже не очень-то хочу.

И он ушел.

Описывать состояние, в котором я пребывал на протяжении следующей четверти часа, думаю, бессмысленно. Достаточно сказать, что я разыскал свое зеленое пальто, прихватил невскрытую бутылку шампанского и решил, что предпочитаю наслаждаться видом на реку, а не всем этим безобразием. Нашел скамью и уселся прямо под звездами. Сидел и наблюдал за тем, как проходят мимо выпившие лишку гости, слушал, как разбиваются волны о берег где-то в темноте. Было страшно холодно, кого-то вырвало в снег в нескольких шагах от моей скамьи. Но все лучше, чем находиться в одном помещении с братом. По пирсу расхаживали гости, дышали свежим воздухом или же, сидя на скамейках, смотрели на бухту.

Минут десять я планировал страшную месть, потом вдруг разглядел чей-то стройный силуэт на прогулочной дорожке. Мужчина брел рассеянной походкой в черном лондонского покроя костюме с белой жилеткой, пальто распахнуто, в петличке роза.

– Джим? – окликнул я.

Друг брата заметил меня и осторожно приблизился.

– О, Тимоти! Могу я?..

Получив мое разрешение, он уселся рядом, и четкие, словно вырезанные из мрамора черты его лица смягчились.

– Вот сюрприз. Не ожидал, что и ты тоже здесь, иначе давно бы тебя нашел. Умоляю, не сочти меня человеком с дурными манерами.

– Я тоже никак не ожидал тебя здесь увидеть. Как это ты оказался в одной лодке со всеми этими негодяями?

Едва я успел произнести это слово, как Джим одарил меня снисходительной улыбкой.

– Действительно, как? Да я на них просто работаю. Не думаю, что у тебя были причины обратить внимание на пианиста, но…

– Отчего же. Обратил. – Я улыбнулся ему. – Ты очень здорово играешь. Я небольшой спец в этом деле, но… мне понравилось. Благодаря этому вы с Валом и познакомились?

Он скромно кивнул и достал из кармана пальто тонкую трубку.

– Кроткий Джим, придворный пианист демократической партии, – пробормотал я.

– Вообще-то только Вал имеет право так меня называть.

– Вон оно как…

Я ждал. Он попыхивал трубкой. Я откинулся на спинку скамьи, переплел пальцы – словом, принял позу непринужденного и внимательного слушателя. Старался не проявлять особого любопытства. Но на самом деле этот тип меня просто жутко интересовал.

– Что ж… – протянул он после паузы. – Я играл для группы спонсоров в одном частном клубе. Я сказал «спонсоров», но на самом деле то были самые настоящие бандиты, Тимоти, поверь, я нисколько не преувеличиваю. И вот примерно в четыре утра или около того они решили устроить собачьи бои.

– Ага, – многозначительно протянул я. Подбадривая его, чтобы продолжил.

– Через несколько минут они притащили с улицы какую-то полудохлую от голода дворнягу и одного из сторожевых псов, что охраняют дом умалишенных Блумингдейл, из отделения нью-йоркского госпиталя. Я попросил, чтобы дворнягу отпустили, – просто не хотел видеть, как тот пес порвет ее на мелкие кусочки. Они не хотели отпускать, и я подрался. И мне едва не сломали нос, но тут Валентайн поставил двадцать долларов на то, что если выиграет партию в бильярд, они отпустят этого несчастного бездомного пса. Ну и он выиграл, конечно. А позже все поддразнивал меня… за чрезмерную чувствительность. Короче, час спустя несчастное создание вновь обрело свободу и могло опи́сать хоть весь Бродвей.

Морфин и конопляное семя, подумал я. Конопляное семя всегда вселяло в Валентайна великодушие.

– Тимоти?

– Извини. Да, это на него похоже.

– Но ведь на самом деле тебя нисколько не интересует, как и почему я связался с партией. Тебе хотелось бы знать, почему я оскорбляю своим присутствием Нью-Йорк, а не Лондон.

– Я этого не говорил.

И снова я ждал, и прохладный бриз трепал наши волосы. Этот человек страшно заинтриговал меня, еще несколько секунд – и он заговорит. Это ожидание было сравнимо разве что с созерцанием заведенных до отказа искусно разукрашенных часов – секундная стрелка ползет, скоро они пробьют полночь.

Пятьдесят восемь… пятьдесят девять…

– Не думаю, что тебе когда-либо доводилось быть изгнанником, – Джим старался напустить вид самый оптимистичный, что плохо сочеталось с выточенными, словно из мрамора, чертами лица. – Никому бы не пожелал оказаться в изгнании, Тимоти, в этом есть нечто… О, не знаю! Даже возможно что-то романтичное.

– Романтичное? – удивленно переспросил я.

– Ну, да, что-то такое шекспировское. Притягательно странное и необычное.

– Но в изгнании погибло бы не меньше десяти тысяч Тибальдов.

– Возможно. Но ко мне это не относится. Слишком старомоден и непрактичен, чтобы умирать из-за такой ерунды. – Он пригладил черные волосы. – Вал ничего не рассказывал тебе об этом? Ну, конечно, нет, что за глупость я сморозил. В вежливую беседу это никак не вписывается.

– Не смеши. Мой брат понятия не имеет, что такое вежливая беседа.