Сжав зубы, тихо зашипела. Вытащив из оружейной печати последний кинжал, отпустила одну руку, чувствуя, как холодный металл холодит шею. Резкая вспышка боли и по коже вниз потекла горячее, терпко пахнущая кровь.

— Может, ты хочешь что — то сказать напоследок? — он вопросительно вскинул брови, изображая милосердного врага, готового позволить сказать последнее слово своему противнику. — Обещаю, я позабочусь о твоем сыне так, как подобает.

— Да, — выдохнула, закрыв глаза и поудобнее перехватив лезвие, приятно холодившее ладонь даже сквозь кожу перчаток. При одной лишь мысли о том, что эта тварь окажется рядом с моим ребенком, сознание затмевала пелена неконтролируемой ярости и лишь понимание, что по — другому вряд ли получится с ним справиться, позволяло сохранить хоть какую — то ясность ума и держаться маску.

Держать до победного конца.

— И? — горячее дыхание на щеке. К горлу подступила легкая тошнота от аромата гнилой крови, почему — то пропитавшего всю одежду Риго. Заставив себя сосредоточиться на главном, растянула губы в легкой улыбке, закрыв глаза. — Я жду ответ, Кора…

— Легкой дороги в Ад, ублюдок, — резкий удар руки вперед, кинжал по самую рукоять вошел в тело, незащищенное никаким доспехом. Рванув вперед, не обращая внимания на рваную рану на шее и на то, что мышцы едва ли не выворачивает от приступа, накатившего так же неожиданно, как и до этого, повалила мужчину на землю, целенаправленно вспарывая его живот до самой диафрагмы.

Руки утонули в густом, теплом нутре врага. Закричав, Риго откинул голову назад, захлебываясь собственной кровью и пытаясь удержать на месте то, что когда — то было его внутренностями. Я же с каким — то странным удовольствием вытаскивала их наружу, чувствуя, как жизнь вытекает из поверженного противника, оставляя пустую оболочку. Рассмеявшись выпрямилась, поднеся к глазам алые от его крови пальцы.

Взмах руки и опадает наложенное ранее плетение. Риго так заигрался со мной, что даже не замети его, даже не попытался скрыться, позволив расправиться с ним так, как мне хотелось. Поднявшись с пола, провела указательным пальцем по губам, испачкав белое полотно маски, оставляя метку, как Охотник, поймавший желанную Добычу.

— Тебя там встретят, ублюдок. Те, кто когда — то порезвился с моей семьей, — прошипев это, презрительно скривила губы. Стащив со стены гобелен, завернула свой трофей в него и, перевязав веревкой, потащила свой трофей вверх по лестнице. Все во мне требовало обеспечить ему «достойную», с точки зрения жертвы жажды власти Риго, смерть для этого человека, сломавшего не одну жизнь.

Добравшись до чердака, толкнула дверь, ведущую в небольшую круглую башенку. Открыв люк на крышу, забралась туда и, упершись ногами в черепицу, стиснув зубы, затащила сюда же тяжелое тело. Языки пламени подбирались все ближе, но я не торопилась, тщательно подготавливая мертвеца к его последней игре.

Развязав узлы, спихнула пропитавшийся кровью ковер вниз. Прислонив мужчину спиной к довольно внушительному шпилю, украшавшему башню, обмотала веревку у его основания, свободный конец привязав к шее человека. Висевшие внутренности как ожерелье легли на его плечи, украшая и демонстрируя, что бывает с тем, кто осмеливается лезть в мою жизнь и жизнь моей семьи. Выпрямившись, фыркнула, рассматривая то, что получилось. Сейчас уже сложно поверить, что эта мертвечина когда — то держала в страхе едва ли не всю Аранеллу.

Что ж, собаке, собачья смерть, как говориться.

— Вот и вся игра, тварь, — спихнув его носком сапога вниз, рассмеялась, смотря как весело, сломанной тряпичной куклой, болтается Риго в петле из собственных кишок.

Он рухнул вниз, болтаясь как тряпичная кукла на тонких веревках, в ловких руках марионеточника. Соскользнув вниз, уселась на край крыши, болтая ногами и вглядываясь в дома, объятые огнем. Еще чуть — чуть, еще немного…

И город захлебнется собственной кровью, навсегда превратившись в выжженную пустыню, полную пепла. Запрокинув голову назад, расхохоталась, чувствуя привкус горькой чужой смерти на языке. Пусть меня назовут жестокой, пусть слагают легенды о том, как бездушно и спокойно я обрекла на смерть больше тысячи невинных…

Пусть. Но я освободилась. И дала шанс выжить еще сотне других марионеток, убрав того, кто писал сценарии для наших ролей. И я спасла своего сына от незавидной участи стать слепым мечом в чужих руках.

Рагдэн… Нежно улыбнулась, закрыв глаза. Мое сердце…

Окружающий шум давно уже перестал волновать, став чем — то вроде привычного фона, но крик, прорезавший окружающую меня зону не восприятия происходящего, отличался от остальных. Он принадлежал отчаявшемуся, испуганному ребенку, звавшему свою мать.

Замерла, чувствуя, как сердце сковывают ледяные цепи страха, вернувшегося из прошлого. Не узнать такой крик я не смогла бы, даже потеряв память и саму себя. Так когда — то кричала я сама, обхватив руками умирающую мать.

Сердце пропустило удар, легким отчаянно не хватало воздуха. А крик продолжал звучать, становясь все громче и невыносимей. Зажав руками уши, попыталась отрешиться от него, но этот звук проникал внутрь, в душу и отдавался в голове многократно усиленный собственными воспоминаниями.

— Мама! Мамочка… Мама!

«Мама… Не умирай, слышишь! Мама! Все будет хорошо…»

Оттолкнувшись от края, прыгнула вниз, не обращая внимания на расстояние и то, что там уже во всю полыхал магический пожар. Удар о землю отозвался новой порцией приятных ощущений, но это так же прошло мимо моего сознания. И прежде, чем хоть что — то смогло меня остановиться, я бросилась вперед, не разбирая дороги, не замечая, что бегу по догорающим трупам.

Крик не умолкал. В какой — то момент, мне показалось, что я не выдержу его давления, но свернув в очередной проулок, остановилась, поняв, что нашла того, кто звал умирающую мать, единственное существо на земле, способное до последнего защищать свое дитя.

Маленький мальчик, по виду едва ли старше Рагдэна. Его серые глаза безразлично смотрели на застывшую над телом женщины, с разодранной грудной клеткой, Ниилу. Расправленные крылья и глухое рычание, больше похожее на рык дикого зверя.

Малыш сидел обхватив себя за плечи и раскачиваясь из стороны в сторону. Он плакал, но не издал не звука, продолжая беззвучно глотать слезы, стекающие по щекам, измазанным сажей. И с его побелевших губ слетало одно и тоже слово, повторяясь раз за разом:

— Мама… Мама… Мама…

«Мама… Вставай! Вставай, слышишь? Мама…»

Время как будто остановилась. Я стояла и видела, как медленно поднимается рука Ниилы, с зажатым в окровавленных пальцах ятаганом. Я уже слышала свист лезвия, как масло разрезающего податливую человеческую плоть.

Я даже могла представить, как замертво падает маленький мальчик, едва ли старше моего собственного сына… Могла представить, но не могла допустить!

На ходу сплетая печать, усилием воли заставляя себя забыть о ранах, полученных во время бойни, о том, что мышцы сводит болезненной судорогой, бросилась вперед, за доли секунды преодолев разделяющее нас расстояние и перехватив занесенную для удара руку, второй нанося удар в ответ, в солнечное сплетение. Магия целительства прошила тело Ниилы, причиняя страдания и выгибая стройное тело под немыслимыми углами. В моем исполнении она всегда причиняла такие муки, что порой не выдерживали даже здоровые мужчины, случайно попавшиеся мне на пути. Возможно, позже мне будет страшно и больно вспоминать о том, что я причинила вред собственной сестре. Только другого способа остановить сущность, почувствовавшую кровь, не было или просто не удалось вспомнить так сразу. Я била так, как могла, так как получилось…