– Она опасна?

– Только для кошельков. Молодые бездельники падки на всю эту мишуру, они еще не научились отделять зерна от плевел.

Я одним глотком допил остававшееся в бокале вино и поднялся на ноги.

– Ну раз так, опасаться нечего, – и чуток подлил масла в огонь, – а то, знаете ли, бывали случаи…

– Да? – немедленно сделал стойку преподобный Астус. – Какие случаи?

– И руки люди на себя накладывали, и еще много чего творили. Но это если у ведьмы и в самом деле есть дар. Раз у вас объявилась обычная шарлатанка, опасаться нечего.

– Нечего… – задумчиво повторил за мной настоятель.

– Что хуже всего, обычно чернокнижников удается разоблачить далеко не сразу, и за это время они зачастую умудряются найти себе покровителей на самом верху. Понимаете, о чем я?

Преподобный явно имел представление об увлечениях ее высочества Анны, и в один миг постарел едва ли не на десяток лет.

– Лишь покаяние и молитвы способны спасти человека, которого коснулась скверна. По моему скромному убеждению, лучше всего этому способствует уединение в монастырской келье.

– Именно, – кивнул настоятель. – Вашими устами, дорогой Себастьян, глаголет истина. Но как этого добиться, если грешник упорствует в своих заблуждениях?

– Дай волю грешнику – он погубит и себя, и окружающих. Поэтому иной раз духовному наставнику приходится игнорировать волю заблудшего. Ради его собственного блага.

– Разумно.

– И для подобного покаяния лучше других подходят монастыри со святыми реликвиями, – с отменной долей пафоса заявил я и вдруг хлопнул себя по лбу: – Постойте! Вы ведь как раз храните у себя одну из книг, написанную рукой Святого Доминика?

– Так и есть. – Преподобный был рад сменить неприятную тему. – Хотите взглянуть?

– Был бы счастлив!

– Нет ничего проще.

Мы спустились в подвал, настоятель потребовал у несших там службу монахов отпереть хранилище и пропустил меня внутрь.

– Вас оставить?

– Если можно. – И я опустился на колени перед каменным постаментом, на котором лежала собственноручно написанная Святым книга.

Преподобный Астус вышел, прикрыв за собой дверь; я прочитал короткую молитву и с благоговением прикоснулся к потрепанному кожаному переплету. Пальцы заколола переполнявшая реликвию святость, и у меня даже закружилась голова.

Странные ощущения. Удивительные.

Я откинул толстую обложку с украшенными драгоценными каменьями накладными уголками и перевернул не тронутую тлением страницу. Помедлил, разглядывая аккуратный почерк, а потом открыл книгу в самом конце и перочинным ножиком вырезал последний лист.

Свернул, спрятал в карман и только тогда решился глянуть на лик святого Доминика, с осуждением взиравшего на меня со стены.

– Не из корыстных побуждений, сам знаешь, – пожал плечами и попятился на выход, вполне готовый к тому, что пол разверзнется под ногами и радостные бесы поволокут меня в Бездну.

Но не с этим листом, разумеется. Потом – вполне возможно, но не сейчас.

– Производит впечатление, конечно, – нисколько не кривя душой, поведал я преподобному Астусу. – Просто поразительно, сколько в ней святости…

– Так и есть, так и есть, – покивал чем-то не на шутку озабоченный настоятель.

Я больше навязывать ему свое общество не стал, быстренько распрощался и покинул монастырь. Вышел на улицу, глянул в пасмурное небо – не судите строго! – и зашагал по мостовой, едва удерживаясь от того, чтобы не пуститься в пляс.

Но нет, нельзя. С утра подморозило – растянусь, как пить дать, растянусь.

Немного покружил по городу, продрог и зашел перекусить в расположенную неподалеку от монастыря таверну. Пока пил подогретое вино и расправлялся с гренками, смотрел в окно и думал. Думал о вещах, в массе своих крайне неприятных. Например, как докатился до жизни такой и доколе все это будет продолжаться.

Раньше у меня всегда было с кем поговорить, а теперь – как перст один. Вот уж не думал, что будет не хватать общения с Гуго, Валентином или даже с Якобом Ланцем, вовсе небезосновательно прозванным Ловкачом.

И ладно бы просто потрепаться было не с кем, так нет – белкой в колесе себя ощущаю. Ни остановиться, ни дух перевести.

Беги, беги, беги! Беги – или сдохни.

Надоело!

Без особого аппетита позавтракав, я допил остывшее вино и остановился у окна. Прикинул, что наиболее подходящим является второй этаж, бросил на стол пару мелких монет и вышел на улицу. Обернулся – забегаловка называлась «Старая дубрава» – и отправился пообщаться с жильцами доходного дома напротив. Договориться труда не составило: снимавшая одну из квартир бездетная пара за пять дукатов тут же собрала немудреные пожитки и исчезла в неизвестном направлении.

Я распахнул окно, глянул на таверну и решил, что лучшего места не найти. Все подходы как на ладони, а мой столик так и вовсе точно напротив. Любой опытный лучник одобрит выбор позиции, а значит, подвоха никто не заподозрит. Даже параноик вроде меня.

И со спокойной совестью я отправился в местное отделение банкирского дома «Стерлих и Грац». Получил там полсотни дукатов, рассовал полновесные монеты по кошелям и решил проверить, как обстоят дела у Ильгиса.

В этот раз срисовали меня еще на подходе. Стоило расплатиться с извозчиком и ступить на крыльцо, как охранник предупредительно распахнул дверь. Я прошел внутрь и выжидающе глянул на хозяина:

– Ну?

– Одну минуту. – Скупщик краденого накинул на плечи теплый плащ, достал из-под прилавка фонарь и поспешил на выход. – Идемте, ваша милость, тут недалече!

Не забывая настороженно поглядывать по сторонам, я зашагал вслед за Ильгисом, а тот обогнул дом, подошел к стоявшему во дворе сараю и начал возиться с навесным замком. Ключ со скрежетом провернулся в ржавом нутре, содержатель ломбарда с натугой распахнул ворота и гордо повел рукой:

– Вот!

– Что вот? – опешил я, разглядывая заставленные всякой всячиной полки. – Это что еще такое?

– Так это, ваша милость… – замялся Ильгис. – Опоздали мы чуток, аптекаришка уже разгружаться начал. А вы ж не сказали, что искать, вот и пришлось все подчистую выгребать. Еле управились…

– Ясно. Фонарь давай.

Скупщик краденого запалил светильник, протянул мне и заодно передал гвоздодер. Я прикрыл дверь и начал разглядывать прогибавшиеся под тяжестью выложенных на них товаров полки.

Банки, склянки, бочонки, пакеты, мешочки, пучки трав, сушеные коренья, жестянки, бутылки, шкатулки и ступки. И всего этого – полным-полно.

Выругавшись, я начал вскрывать все подряд, и в носу немедленно засвербело от запаха специй, лекарственных препаратов и пахучих порошков. К счастью, долго искать не пришлось – вскоре в одном из бочонков с молотым красным перцем обнаружился пакет, сшитый из просмоленной ткани.