– Они знают о том, что она у меня проповедовала?

– Конечно, знают, как и то, что именно вы рекомендовали епископу Боннеру отпустить ее прошлый раз.

– А они не боятся моего влияния? В тот раз он испугался.

– Похоже, ваше влияние значительно ослабело, – прямо говорит Екатерина.

– И каким образом оно ослабело? Король по-прежнему со мною встречается и говорит со мною ласково. Прошлой ночью он вызвал меня к себе в спальню и обещал подарков. Все знаки говорят о том, что он все еще меня любит.

– Я знаю, что любит, – кивает она. – Однако он может делать все, о чем вы говорите, но по-прежнему не соглашаться с вашими убеждениями. Сейчас он склонен думать так, как Стефан Гардинер и герцог Норфолк, и вся их компания – Пэджет, Боннер, Рич и Ризли.

– Но все остальные лорды выступают за реформы, – не сдаюсь я.

– Только их нет во дворце, – парирует она. – Эдвард Сеймур сейчас либо в Шотландии, либо в Булони. Он настолько надежный командир, что его почти никогда нет при дворе. Его успех оборачивается нашей неудачей. Томас Кранмер занимается делами дома. Вас не пускают к королю, когда он болен, и это длится уже несколько недель. Доктор Уэнди не способен защищать реформы так, как это делал доктор Баттс. А для того, чтобы удерживать внимание короля на чем-то и подогревать его интерес, вы должны постоянно находиться рядом с ним. Мой муж Чарльз рассказывал, что он всегда старался быть подле короля, потому что его противники были готовы в любую минуту занять его место. Вы должны сделать все, чтобы оказаться рядом с ним, Ваше Величество. Вы должны попасть в его присутствие и не покидать его, вы должны отстаивать наши позиции.

– Я понимаю это и стараюсь так и делать. Но как нам вступиться за Анну Эскью?

Екатерина предлагает мне руку, и вместе с ней мы выходим в сад.

– Господь защитит ее, – говорит она. – Если ее признают виновной, то мы станем просить короля о помиловании. Вы можете отвести всех ваших фрейлин к нему, ему это понравится. И мы можем подползти к нему на коленях. Но сейчас, пока она стоит перед членами Тайного совета, мы ничего не можем для нее сделать. Только Господь может помочь ей там.

* * *

Тайный совет допрашивает женщину из Линкольншира целый день, словно для того, чтобы допросить и обвинить ее, едва получившую образование и в свои двадцать с небольшим не имеющую жизненного опыта, им мало пары минут. Стефан Гардинер, епископ Винчестерский, и Эдмунд Боннер, епископ Лондонский, ведут теологические дебаты с девчонкой, ни разу не сидевшей за университетским столом, но так и не могут найти ошибки в ее суждениях.

– Почему они так долго ее допрашивают? – не выдерживаю я. – Почему они не могут снова отправить ее к мужу, если хотят, чтобы она замолчала?

Я мечусь по своей комнате, измеряя ее шагами снова и снова. Я не могу сидеть на одном месте и не могу пойти туда и потребовать, чтобы предо мною открыли двери допросной. Я не могу оставить ее там, наедине с ее врагами, с моими врагами, но не могу и спасти. Я не посмею явиться к королю без приглашения. У меня теплится надежда увидеться с ним до ужина, или что он сегодня будет чувствовать себя лучше и придет на сам ужин, но не хватает терпения дождаться этого момента.

За дверями раздается шум, потом они распахиваются, и входит мой брат с тремя спутниками. Я рывком разворачиваюсь к нему.

– Брат?

– Ваше Величество, – кланяется Уильям.

Я вижу, что он не решается заговорить. Краем глаза я замечаю, как вскакивает на ноги Нэн, как Екатерина тянет к ней руку. Глаза Анны Сеймур распахиваются еще шире, она раскрывает рот и осеняет себя крестным знамением.

Пауза, казалось, длится несколько часов. Я понимаю, что все смотрят на меня. Я медленно перевожу взгляд на искаженное страхом лицо брата, на стражников, стоящих рядом с ним, и понимаю: все они думают, что он пришел, чтобы арестовать меня. Я чувствую, как задрожали мои руки, и крепко сцепляю их между собой. Если Анна назвала мое имя, то Тайный совет должен был выписать ордер на мой арест. Это вполне в их манере: отправить моего родного брата, чтобы тот арестовал меня и привез в Тауэр. Таким образом, они сразу проверят его на лояльность и подтвердят мое полное падение.

– Уильям, что тебе нужно? Ты очень странно выглядишь! Брат мой дорогой, зачем ты пришел?

Словно мои слова задействовали таинственный механизм, настольные часы пробили три пополудни, и Уильям сделал шаг в комнату и закрыл за собой дверь.

– Собрание закончилось? – Мой голос предательски дрожит.

– Да, – коротко отвечает он.

Я вижу, что лицо его мрачно, и опускаю руку, чтобы опереться о спинку стула.

– Ты выглядишь очень встревоженным.

– Боюсь, у меня нет хороших новостей.

– Говори, быстро.

– Анна Эскью отправлена в тюрьму Ньюгейт. Они не смогли убедить ее отречься от своих убеждений. Ей придется предстать перед судом по обвинению в ереси.

Из комнаты вдруг исчезли все звуки, и предметы перед моими глазами стали терять форму, словно плавясь. Я цепляюсь обеими руками за спинку стула и стараюсь моргать как можно чаще.

– Она не отреклась?

– Они послали за учителем принца Эдварда, чтобы тот убедил ее это сделать, но она цитировала им Библию, стих за стихом, и доказала, что они не правы.

– Ты мог ее спасти? – взрываюсь я. – Уильям, неужели ты не мог ничего сказать, чтобы защитить ее?

– Она сбила меня с толку, – смущенно говорит он. – Она посмотрела мне в лицо и сказала, что мне должно быть стыдно, ибо я даю ей советы, зная, что они противоречат моим собственным знаниям.

Я тихо всхлипываю.

– Она обвинила тебя в том, что ты разделяешь ее убеждения? Она собирается перечислить всех своих единомышленников?

– Нет! Нет! – он замотал головой. – Она была очень осторожна в том, что говорила. Предельно осторожна. Она никого не назвала – ни меня, ни одной из твоих фрейлин. Она обвинила меня в том, что мои советы противоречат моим знаниям, но не сказала, в чем именно эти знания заключаются.

– Она что-нибудь обо мне говорила? – Мне стыдно за этот вопрос.

– Ей поставили в вину то, что она проповедовала у тебя, на что она сказала, что помимо нее там было много других проповедников, исповедующих множество убеждений. Тогда они попытались вынудить ее назвать имена своих друзей в твоем окружении. – Уильям постоянно смотрит в пол, чтобы никто не мог сказать, что он с кем-то обменивался взглядами. – Но она не стала этого делать. Она была очень упрямой и не назвала ни одного имени. А еще, сестра, было совершенно ясно, что из всех имен, которые они могли услышать, им нужно было только одно: они хотели получить от нее доказательство ереси на твоих собраниях, на твоих проповедях. И, если б она согласилась тебя назвать еретичкой, ее отпустили бы в тот же час.