Дорога постепенно поднималась, следуя среди хлебных полей и селений; переночевав в разоренной дунганами деревне Шин-джун, начавшей заселяться дунгано-далдами, мы выступили с первыми лучами солнца, красиво позолотившего высокие, укрытые снегом вершины протянувшегося на юге хребта.

Этот альпийский хребет, поперечно лежавший на пути экспедиции, вздымался ровной зубчатой пилообразной стеною, обнажая скалистые утесы, богато развитые как в верхнем, так и в среднем и нижнем поясах. Оба склона горного массива одинаково труднодоступны, только с северной стороны движение затрудняется, кроме крутизны, еще обледенением и глубоким снеговым покровом, тогда как на южном склоне тропинки каменисты и сухи; на южном склоне снег совершенно отсутствовал.

Вскоре местность заволновалась луговыми складками, сбегавшими от подножья гор. Прежде чем вступить в русло речки, катившей свои воды по ущелью прямо с перевала Лачжи-лин, мы сделали остановку в месте соединения трех дорог – гумбумской, гуйдуйской и сининской[249]. По мере приближения к перевалу ущелье суживалось, становилось круче и каменистее; рокот речки усиливался.

Впереди и позади нас, змееобразно извиваясь, двигались почти сплошной лентой паломники-буддисты, спешившие в Гумбум на праздник. Молодые тангуты собирались веселыми пестрыми группами и оживленно болтали, перегоняя степенных, хмурых стариков, угрюмо перебиравших четки с неизменной молитвой «ом-ма-ни-па-дмэ-хум» на устах. Все эти лихие туземные всадники с любопытством и завистью взглядывали на нас, провожая хищным взором отличное вооружение участников экспедиции.

Перевал Лачжи-лин расположен на высоте 11550 футов [3520 м] над уровнем моря. К северу и югу сбегают крутые ущелья и лога, укрытые ковром луговых пастбищ; еще ниже – на дне долин – темнеют густые заросли облепихи (Hippophаe rharnnoides) и других кустарников, дающих приют многочисленному пернатому населению; там обитают фазаны Штрауха, сифанские куропатки, крикливые Pterorrhinus davidi, Trochalopteron ellioti, рыжегорлые дрозды, большие и маленькие изящные синички (Leptopoecile sophiae), краснохвостки рыжебрюхие, дятлы, водяные оляпки и немногие другие. В верхнем поясе гор высоко в синеве неба можно почти постоянно видеть грифов, бородатых ягнятников и изредка царственного хищника – орла-беркута, гордо проносящегося вдоль самых главных вершин. Из зверей в горах наблюдались лишь лисицы, зайцы и самые мелкие грызуны.

По обе стороны хребта мы встретили особые пикеты, состоявшие из десяти человек милиционеров, обязанных сопровождать проезжих чиновников, казенные транспорты и корреспонденцию, при случае эти же разъезды преследуют воров и разбойников, промышляющих кое-где в наиболее диких участках гор.

С вершины перевала Лачжи-лин, благодаря прозрачности воздуха, открывалась далекая панорама к югу. В этом направлении залегал сплошной лабиринт гор, изборожденных ущельями и долинами рек и речек. Самые отдаленные горные цепи синели и сливались с небесным сводом. Приблизительно на половинном расстоянии охваченного взором пространства горы понижались и словно проваливались в пропасть, образуя поперечную трещину, там и сям зиявшую темной синевой – это гигантское углубление Желтой реки, проложившей себе в лёссовых толщах извилистое ложе. Лессовые толщи проникают языками в глубь горных ущелий и часто стоят в виде глубоких мрачных коридоров, по которым в период летних дождей стремительно бурлят мутные потоки. Несмотря на страшную крутизну полуденного склона, в особенности в самом верхнем поясе гор, мы все же довольно успешно продвигались вниз. По мере спуска в средний пояс хребта местность все более и более оживлялась тангутским земледельческим населением. Следуя вдоль по течению прозрачной звонкой речки Га-жа, впадающей непосредственно слева в Хуан-хэ, мы отметили довольно большое количество мельниц, теснившихся по дну ущелья, тогда как по высоким террасам справа и слева красовались буддийские монастыри, блестя яркой белизною стен и золочеными украшениями кровель.

Неподалеку от селения Чан-ху, где мы ночевали, отрадно зеленеют участки елового леса, лепящегося по страшной крутизне. Судя по расспросным сведениям, в этих лесах водятся лисицы, волки, зайцы и кабарга, а из промысловых птиц – красные и голубые фазаны.

Второго октября наш караван оставил окрестности Чан-ху еще в темноте, не дожидаясь восхода солнца; всем нам одинаково хотелось в один переход осилить оставшиеся 40 верст до Гуй-дуя.

Желанный оазис, зимний приют экспедиции, долгое время не открывался нашим нетерпеливым взорам, скрываясь за обступившими его высотами. Только выйдя в долину Желтой реки, мы увидели протянувшийся по правому берегу к западу-юго-западу сплошной золотистый тополевый лес, прятавший под своей сенью серо-желтые глинобитные жилища гуйдуйских обитателей.

Усталые, мы поспешили расположиться биваком на укромной и кажется единственной свободной луговой площадке, по соседству с холмом, его пещерно-лессовым жилищем бедняков китайцев.

Вблизи Гуй-дуя Хуан-хэ имеет довольно быстрое течение и, не вмещаясь в главном глубоком песчано-галечном[250] змееобразном русле, разбивается на несколько северных рукавов, поверхность воды у которых в местах бродов касалась живота лошади. Прозрачная осенняя вода в реке сохраняла сравнительно высокую температуру – +13°С, да и в согретом ярким солнцем воздухе все еще попадались на глаза бабочки, мухи и жуки; лишь опавшая пожелтелая листва с деревьев да пролетные птицы – коршуны, дрозды и другие, говорили о надвигающихся холодах. Утром следующего дня мы наблюдали плоскоголовую ящерицу, лягушек, а несколько позднее отметили белую цаплю. Чепура почти беззвучно, украдкою пронеслась над лагерем, отливая яркой белизной на угрюмом фоне помертвевших горных скатов.

Переправа через Хуан-хэ совершается на довольно больших плоскодонных ладьях.

Вблизи переправы теснилась оживленная толпа народа: едва приставшая к берегу, ладья быстро опоражнивалась – из нее наперегонки выскакивали кони, мулы, люди; раздавались веселые крики, визг, ругательства. Тут же среди толкотни неизменно сновали торговцы грушами и разным хламом.

Тин-гуань озаботился предоставлением экспедиции всех удобств при переправе. Наш многочисленный багаж без особого труда был погружен на самую вместительную ладью и в два приема переправлен на правый берег.

В месте переправы Хуан-хэ имеет широкое, до полуверсты, галечное русло, хотя основной фарватер реки едва ли превышает сто пятьдесят сажен [300 м]. Общее направление долины, как уже и указывалось выше, восточно-западное с большим или меньшим уклонением к северу или югу. Освободившись от причала, ладья обыкновенно отдавалась воле течения ибыстро неслась вниз по реке, но, следуя излучине, в то же самое время постепенно приближалась к противоположному берегу; перевозчики при этом усиленно работали гигантскими веслами, заменяющими руль, и, несмотря на смех, шутки и песни, всегда успевали в нужный момент пристать к твердой земле и ловко закрепить ладью к устоям солидными канатами.