Родионова, тоне, который Крючков знал с самых давних времён, малейшие перемены которого мог распознать, когда другие ничего не подозревали. Родионов рассказывал, что в ближайшее время планируется операция по обезвреживанию молодёжной террористической организации. С помощью внедрённого агента им удалось выявить всех членов группы, а также определить место, где они собираются. Организация не называлось, но Крючков не сомневался, что это как раз та группа, куда входила Вика. Почему Родионов пошёл ва-банк? При этом он не уверен в себе, боится, что не всё просчитал. Значит, вынужден спешить.

Родионов умеет врать. Делает это безукоризненно. Но тут особый случай. Начальник антитеррора страстно хотел, чтобы в его ложь поверили. Обычно он этим себя не обременял. Почему же так усердствует сейчас? Вскоре Крючков убедился в своей правоте: на экране появились лица молодых ребят, так хорошо знакомых Крючкову, а также фотографии библиотеки, где они собирались. Той самой. На Чистых прудах.

– Нам доподлинно известно, что данная группа готовит акции перед сентябрьскими выборами в Мосгордуму. Также они, по нашим сведениям, причастны к распространению наркотиков, к разжиганию розни в соцсетях, к подготовке мятежа. Вскрыта их переписка в Сети, где содержатся призывы к террористическим актам. Библиотека – это их штаб. Скорее всего, там нас ждёт много сюрпризов. Поводов для их задержания более чем достаточно. В руководстве МВД сформировалось мнение, что нельзя давать подобным элементам возможность и дальше действовать безнаказанно. Необходимы превентивные меры. Статья 205, часть 4 прямо для них. И чтоб другим неповадно было. Нельзя исключать, что таких «деятелей» в городе немало. Надо усилить бдительность по этой части, выявить до лета, до начала избирательной кампании максимальное количество таких ячеек. Если сейчас их не остановим, потом из вас… нет… из всех нас крайних сделают. Надеюсь, это ясно? – Родионов с каждым словом наращивал обороты.

Весь путь из Главка к себе в Управление Крючков вычислял, что не так. А здесь совершенно точно что-то было не так. Наконец он догадался, что к чему… И его догадка наверняка верна. Это даёт шанс. Только бы всё предусмотреть до мелочей. Второй раз подставлять Ивана он не имеет права. Не простит себе.

Наконец он поравнялся с Петром Елисеевым. Тот не протянул руку, просто кивнул выжидательно.

Крючков гадал, до какой степени Иван успел посвятить отца в подробности, как Пётр отнёсся к сообщению Шульмана об инсценировке смерти сына. Вероятно, в бешенстве, но не показывает этого пока.

– Тут на мосту есть где присесть. Пойдём? – предложил Крючков.

Елисеев-старший кивнул.

Они вошли в длинное, душное жерло моста с пестрящими товарами на ярких витринах магазинов, с неуютными кафе, с обилием разного фастфуда, с лотками, забитыми заморскими сладостями. Присели за столик в закусочной с немецким названием. За сплошным окном виднелись сияющие башни «Москва-Сити», грустная замёрзшая река, машины, ползущие по набережной, бывший железнодорожный мост, ставший частью Третьего кольца, и небо с тёмными облаками, совершенно неподвижными, но готовыми в любую минуту поплыть куда-то по ветру.

Они заказали пиво и куриные крылышки.

– Я думал, генералы такой пищей брезгуют, – усмехнулся Елисеев-старший.

– Хочешь обидеть? – Крючков отхлебнул пива.

– Тебя, пожалуй, обидишь. – Елисеев также припал к бокалу. Никакого желания чокнуться со старым знакомым у него не возникло.

– Помнишь, как в молодости ходили пиво пить в бар на Поклонной улице?

– Помню. А ты помнишь, кто с нами ещё ходил?

Крючков нахмурился.

Они дружили тогда втроём, молодые милиционеры Родионов, Елисеев, Крючков. Они никогда не обращали внимания на то, кто начальник, а кто подчинённый.

Давно это было! И недолго длилось.

Крючков не ожидал, что разговор так быстро подойдёт к черте, за которой такая тьма, что человек не разглядит человека, как бы ни пытался. А ведь он для другого его позвал.

– Иван тебе всё рассказал?

– Кое-что. Всё, наверное, только ты знаешь. Я очень сочувствую тебе, поверь. – В голосе ни капли теплоты.

Крючков чуял, что Пётр Викентьевич уже сделал все выводы о деле. Но делиться ими не планирует. Не держит его за союзника. Можно понять.

– Иван часто говорил с тобой о своей работе? – Крючков понял, что ему не хочется пить пиво. Хочется водки. Но её здесь не продавали.

– Нет. Я это не поощрял. Ты, наверное, можешь догадаться, что я не самого высокого мнения о нынешней полиции.

– А сына тем не менее отправил по своим стопам?

– У сына своя жизнь. Это моё мнение, а не его. Я его, кстати, никуда не отправлял. Он сам так решил.

– Тебе осталось только спросить, есть ли ещё честные полицейские? – Крючков не прикасался к крылышкам. Ненавидел, когда руки липкие.

– Если спрошу, что ответишь?

– Отвечу, что есть. И их больше, чем нечестных.

– Прямо не страшно умирать. – Елисеев сопроводил эти слова предельно язвительной улыбкой.

– Тебе ещё рано.

– Ну, не тяни, зачем позвал? Как Ивана собираешься вытаскивать? Не век же ему в покойных числиться. Или таких планов нет? – В голосе прозвучали грозные предупреждающие нотки.

По мосту шли люди, дети бегали и визжали, влюблённые держались за руки. Вечерний холодный город окутывал мост влажным воздухом, льнул к его стёклам. Стоящие за прилавками мечтали, чтоб этот день поскорее закончился.

Крючков некоторое время молчал. Затем вытащил из себя то, что предполагал ни с кем больше не обсуждать.

– Я не испытываю иллюзий: твоё отношение ко мне круто изменилось, когда ты предложил мне не спускать Родионову, когда он закрыл дело об убийстве Вениамина Шалимова, а я отказался…

– Ты не просто отказался. Ты потворствовал тому, чтобы ему всё сошло с рук.

– Да, я помню. – Крючков сжал губы. Знал бы Пётр, сколько раз он потом раскаивался в этом. – Почему ты сам не пошёл до конца?

– Потому что без твоих показаний это не имело смысла. Кто бы мне поверил? – Елисеев явно занервничал. – А ты не решился.

– А ты в курсе, как он потом со мной поступил?

– Нет. – Светлые глаза Елисеева стали как будто чуть темнее.

– Он всё обстряпал так, что якобы это я, а не он заставил Марченко поменять показания. И подсадил меня на крючок. Если бы тогда информация просочилась наверх, меня бы выкинули из милиции. Ему бы поверили, не мне. Он – начальство. Он – старше по званию. Я этого не хотел. Не хотел, чтобы меня, как щенка, вышвырнули из органов. Ты же помнишь, какое тогда время мы переживали. Волчий билет – это навсегда. Да, я успокаивал себя, что мальчику уже не помочь. Он мёртвый… А я был живой. Ты хоть предполагаешь, какие люди за всем этим