Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Целоваться они начали прямо в баре. Сначала он потянулся к ней, но она чуть наклонила голову, и он упёрся лбом в её лоб. Потом медленно, мучительно, тягуче губы их чуть соприкоснулись, очень бережно, так пробуют на вкус незнакомую пищу. Потом их языки потрогали друг друга, рты стали словно чуть больше, губы стремились к тому, чтобы слиться воедино. Она оторвалась от него первой. Он сразу снова кинулся её целовать, но она заслонилась ладонью. «Ещё рано». Из её уст это прозвучало как признание. Она умела, ничего не скажешь, сделать желание мужчины нестерпимым.
Она так и не разучилась чувствовать его, как себя. И теперь не сомневалась, что он возбуждён. Повернулась, протянула руку…
По тому, как он держал её, обнимал, она сделала вывод, что за время их разлуки он изменился, стал как-то слабее, легче, из мышц ушла гибкость. Возможно, вся эта ситуация пожирает его изнутри. И вчера, и сегодня, после того как согласилась помочь ему, Лиля убеждала себя, что секс невозможен, и, когда она, взмокшая, со спутанными волосами, перекатилась на свою сторону постели, ни один из аргументов против близости с ним не исчез. Но это не имело уже значения. Она вспомнила почему-то сцену из романа Франзена «Свобода», где героиня занималась сексом с мужчиной своей мечты, будучи замужем за другим, и изобразила всё так, будто отдалась, почти не просыпаясь, в состоянии своеобразного лунатизма. Почему она её запомнила?
В эту минуту она ожидала всего на свете, только не телефонного звонка.
Звонил отец Ивана. Сына он не позвал, только произнёс: «Завтра в десять утра, оладушная. Передай». Произнёс так отчётливо, что в тишине гостиничного номера Иван наверняка всё расслышал.
Лиля включила ночник.
– Ты что-нибудь понял?
– Да.
* * *
Несколькими часами ранее
Генерал Крючков попросил водителя остановиться на набережной Шевченко, метрах в двухстах от места предполагаемой встречи.
Он не видел Петра Елисеева много лет, но сразу узнал его. Тот стоял у входа на мост Багратион, руки в карманах, уверен в своей правоте, голова чуть опущена, как у тех, кто всегда готов защищаться.
Сначала он долго раздумывал, стоит ли впутывать старого волка в это дело (с его методами и принципами он способен был испортить весь план), но, взвесив все за и против, когда перебрал все варианты и убедился, что, если не обратится к его помощи, потеряет все шансы хоть как-то контролировать ситуацию, предложил увидеться. Предложил и сразу засомневался в том, что тот придёт. Характером он всегда славился непросчитываемым. В самый последний момент мог совершить неожиданный ход. Только когда обнаружил его в условленном месте, сомнения окончательно отпали.
После того как Шульман среди ночи сообщил ему все детали покушения на Ивана, а также о елисеевской идее выдать себя за мертвеца, он проклял себя. Ведь это же он своими руками устроил! Не далее как вчера он запугивал Ершова, что Елисеев до него доберётся. И тот, кажется, испугался. Сам он разработал план убийства? Или спросил санкции у Родионова? Это неважно. Ивану несказанно повезло. Затея убедить противника, что покушение увенчалось успехом, дельная, конечно. Она позволит выиграть немного времени. А дальше что делать? Как ухватить Родионова? На чём? Родионов и его люди быстро сообразят, что погиб не Елисеев, а случайный воришка. И доберутся до Ивана.
Он ломал голову до утра. Ничего не выстраивалось. Он знает, кто убийца Вики. Он знает, кто покушался на Елисеева. Но доказать это чрезвычайно трудно, почти невозможно. Привлечь Небратских можно, лишь получив свидетельские показания оперов или братьев. Опера с ним говорить не будут, а Рахметовых, как ему доложили, по указанию Родионова забрали в спецтюрьму. Кстати, Рахметовы – неплохие кандидатуры для того, чтобы вылепить из них террористов. Кавказцы, наркоторговцы. Родионов их свяжет с Викой, раскроет типа сеть, опозорит, покажет подлинное лицо молодёжного протеста: наркоманы, смутьяны, да ещё и убивают друг друга. Начальство зайдётся в восторге. А ему самому придётся уйти в отставку. Близкая родственница замешана в экстремистской деятельности! Присные Родионова обучены выбивать из людей нужные шефу показания. Это знают все в полиции…
О Вике он старался теперь не думать. Она раздвоилась в его сознании. Одна – какой он её растил и любил, вторая – какой оказалась на самом деле. Он не спас её, не уберёг. И даже имя её. Так всё неумолимо складывается. Сценарий написан не им. И ему его не переписать.
Мишка, когда до него всё дойдёт, без сомнения, обвинит во всём его. Его благоверная проведёт на этот счёт работу: оставили, доверили деду, он недосмотрел, я говорила и так далее. Эх… Да чёрт со всем этим! Из МИДа сына тоже, видимо, попросят. Хотя там порядки не такие, как в полиции. Помягче.
Неожиданный вызов на совещание в Главк удивил его. Родионов держит его за дурака?
В Главке, как обычно, по коридорам сновали офицеры в аккуратно выглаженной форме, с разными папками в руках. Пахло паркетом и коврами.
Родионов подошёл к нему перед тем, как всё началось. Обнял.
– Бедный Ваня! Какая потеря! Сочувствую тебе. Помню, помню, как ты к нему относился. Как Пётр перенёс? Хотя как такое пережить. Звонил ему?
– Нет пока.
– Надо обязательно помочь. С похоронами, с прочим. Не дай бог дожить до смерти детей, внуков. Бедные вы мои!
Крючков насторожился. Слишком Родионов ласков, неестественен. А внутри напряжён. Возможно, что-то у него не сходится.
Происходившее в Главке подтвердило его предположения. И дало надежду. У него созрел план. Очень рискованный, но единственно спасительный.
И для его реализации ему был необходим Пётр Елисеев, отец Ивана Елисеева. Только отцу его подчинённый поверит. И сделает так, как тот скажет.
Крючков шёл медленно, не сомневался, что Пётр его заметил, но сознательно не спешил. Башня, с которой начинался пешеходный мост, смотрелась на набережной немыслимо чужеродно.
Сегодня на совещании в Главке присутствовали все начальники московских окружных УВД. Собрание было посвящено противодействию экстремизму, чему же ещё! Докладывал начальник антитеррористического управления МВД РФ, генерал-лейтенант полиции Родионов.
Вещал он громко, отчётливо, любуясь собой. Такие сборища обычно нужны только для того, чтобы доложить наверх о проделанной работе. Никаких оперативных комбинаций здесь не обсуждают. Но тут произошло исключение. Что-то непривычное присутствовало в тоне