Слова гимна набирали силу, словно триумфальная, ликующая песнь славы. Ладан окутал его мозг, наполнил самую его душу. Где-то лязгнули врата, и свечи на алтаре не стало.

— Ego te absolvo a peccatis tuis in nomine patris, filii, spiritus sancti. Amen.[93]

Группа послушников направилась к алтарю. Разноцветный витражный свет из окон сливался с пламенем свечей, и евхаристия, окутанная золотым нимбом света, показалась ему мистической и сладкой. И стало очень спокойно.

Иподьякон протянул ему Библию. Он возложил на нее правую руку.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа…

Примечание. Последнее время все чаще в наших журналах встречаются утверждения, будто Германии ничего не стоит завоевать эту страну. «Так ли это?» — вопрошает «Тигр». Читайте, о, gentilissimo![95]

От редакции.

Мистер Фицчизкейк, написавший эту статью, не нуждается в представлении. Он занимал множество официальных постов, он участвовал в трех Трентонских облавах и целый год являлся депутатом Конгресса мусорщиков Бордентауна, и мы полагаем, что все изложенное им заслуживает доверия.

Американская Атлантическая флотилия пошла ко дну. Немцы приближались на трех тысячах судов и вот-вот должны были высадиться в Нью-Йорке. Флот под командованием адмирала фон Ноздрича осадил город. Ад кромешный воцарился в Великом городе, женщины и тенора метались в своих комнатах как угорелые, люди бросали все нажитое, а полиция от страха быть мобилизованной вот уже два месяца отсиживалась в Канаде. Кого же призвать к оружию, дабы восполнить бреши в армейских рядах?

Нью-йоркская команда по бейсболу окончила сезон во второй лиге, так что ее менеджер Макгроу утратил всякую надежду и подался в добровольцы. Из соображений безопасности курс молодого бойца проводили в вагоне метро. Ждать помощи от Бостона не приходилось, потому что они там выиграли вымпел Национального чемпионата и передовицы газет не упоминали о грозящей опасности. Генерал Макгроу держал оборону посреди Бруклина, ибо полагал, что даже немцы не захотят туда идти. И он оказался прав, но до него долетели три шальных пушечных ядра, пришлось удалиться с поля боя. Статую Свободы пустили в оборот, шесть миллионов ньюйоркцев попали в плен, немцы не дали им даже как следует подготовиться. Генералы фон Членбифштекс, Голодовкер и Сардельвиц собрались на совет в первую же ночь в кабачке «У Басти». Генерал Членбифштекс собирался атаковать генерала Брайана и его раританскую армию в Нью-Джерси; генерал Сардельвиц решил переправиться на пароме в Олбани, а потом в Канаду, куда три четверти граждан Соединенных Штатов, способных держать оружие, уже сбежали для заслуженного отдыха; ну а генерал Голодовкер с тридцатью отборными воинами будет осаждать Нью-Йорк. Генерал Членбифштекс на семичасовом экспрессе двинулся на Принстон, куда, по слухам, отступил Брайан. В то же время вся страна была занята войсками противника, за исключением части Нью-Джерси. Тихоокеанская эскадра, однако, осталась цела и невредима, она воспользовалась рыбацкими судами и отступила без потерь. Армия захватчиков быстро приближалась к городу, можно было видеть настоятелей, бегущих туда и оттуда, преимущественно — оттуда. Брайан выстроил армию в редакции «Тигра», они проголосовали пять к одному за смерть немецким оккупантам.

Наступил февраль. Боже правый! Помилуй Америку! Немцы продвигались. Они осадили Рокки-Хилл. Продвинулись еще дальше, колонны маршировали уже у старой мельницы, они миновали детский сад, оставив окраины далеко позади. Их соединения окружили химическую лабораторию и — Bei Reichstag, was ist?[96]Полярные каникулы и ядовитые газы из лаборатории поразили огромную армию одним махом! Давненько они не слышали звуков орудий, но сотрясение Полярных каникул ввергло их в панику. Кто-то сбежал в «Нассау». Но эта общага была закрыта. Кто-то поспешил в кабачок «У Джо». Обещание выплатить незначительную сумму по чеку добило их. Иные рванули в кафешку «Выпивоха», где малиново-зефирно-ореховые безе свели в могилу еще несколько сотен. Кто-то рухнул на скамейки Нассау-стрит. Свалились и те и другие, не выдержав встречи. Кто-то пытался устроить костюмированный парад вокруг Пушки, но престиж «Вигов» и «Клио» отбросил их на окраину. Впрочем, один остался, крича: «Я — Гиш, я коснулся Пушки». Армия Брайана выскочила из редакции «Тигра» и поразила его острием шутки — шутки, у которой борода росла много лет. Америка была спасена, спасена, СПАСЕНА, да спасена острой шуткой. Да, боги!

Джон Брабант, приемный сын Жюля Брабанта, известного своими темными делишками купца из Южной Америки, прибывает в Нью-Йорк без гроша в кармане. Правда, у него при себе имеется шесть рекомендательных писем, одно из которых без подписи, без печати и, по правде сказать, без текста. Все пять, включая шестое, он вручает Джону Брабанту. Джон Брабант, молодой южноамериканец, влюбляется в прекрасную Бабетту Лефлёр, дочь Жюля Лефлёра, купца из Южной Америки.

После того как Жюль вручил четыре из шести рекомендательных писем, написанных Бабеттой Брабант к Жюлю Лефлёру, Джон начинает подозревать, что Джон, Жюль и Бабетта состоят в зловещем заговоре против Брабанта и Лефлёра. После вручения ненаписанного письма он понимает, что из пяти писем, которые Жюль, а возможно, и Бабетта отдали Брабанту, только одно является разгадкой тайны Лефлёра и его связи с Бабеттой.

В этот момент Жюль и Лефлёр встречаются в Центральном парке, и Жюль, вручая не то шестое, не то пятое письмо, обнаруживает, что Бабетта дала Брабанту письмо, но не то, которое Жюль вручил Джону. Сбитый с толку и, по сути, не осознавая важности третьего или четвертого письма, он однажды приглашает Брабанта на чай к себе в будуар. Брабант уверен, что некая зловещая связь с Лефлёром побудила Бабетту приехать из Южной Америки, где Джон прежде работал на подпольной фабрике Лефлёра.

Он садится на корабль, чтобы плыть в Южную Америку, и на борту встречает Брабанта, который плывет туда же с какой-то тайной миссией. Они решают объединить усилия и уничтожают второе письмо. Тем временем на том же судне не узнанный никем из них, переодетый стюардом Брабант везет на себе первое, третье и обрывок пятого рекомендательного письма. Когда они проплывают через Суэцкий канал, из Каира отчаливает шлюпка и на корабль садится Брабант. Четверо остальных пассажиров замечают его прибытие, но, опасаясь за сохранность четвертого и обрывка шестого письма, договариваются вообще не упоминать ни темные делишки, ни Южную Америку.