Итак, вечером 24 августа Наполеон отплыл из Александрии с риском потерять все, включая собственную жизнь, и с верой в свою счастливую звезду. «Как непохоже это плавание на то, первое, 15 месяцев назад! - восклицал Эмиль Людвиг. - Было 400 кораблей, теперь их два»[1004]. Точнее говоря, кораблей теперь было четыре, но чисто военных - только два венецианских фрегата. По воспоминаниям Наполеона, они «были красивы, велики, хорошо вооружены и способны выдержать бой»[1005]. Однако фрегатам недоставало скорости. Поэтому «в компанию» к ним были взяты две маленькие шебеки[1006] с подводными частями, обшитыми медью. «Они были быстроходны. Ими предполагалось воспользоваться в случае преследования превосходящими силами, с тем что фрегаты отвлекут на себя внимание вражеских судов»[1007].

Первый фрегат назывался «Мюирон» - в честь Жана-Батиста Мюирона (1774-1796), 22-летнего генерала и адъютанта Наполеона, который был убит в исторической битве при Арколе, прикрыв собственным телом главнокомандующего. На этом корабле отплыли из Александрии сам Наполеон, Бертье, Бессьер, Монж, Бертолле, Бурьенн, адъютанты Наполеона, мамлюк Рустам и половина солдат охраны. Второй фрегат, «Каррер», был назван именем артиллерийского генерала Луи Каррера, убитого в сражении под Неймарком весной 1797 г. Здесь разместились Ланн, Мюрат, Мармон, Андреосси, Парсеваль и Денон с другой половиной гидов.

Весь путь от Египта до Франции фрегаты и шебеки Наполеона прошли за 47 дней, с 24 августа по 9 октября. «Сорок семь суток огромного напряжения, - писал об этом А. 3. Манфред, - сосредоточения воли, чувства, желаний на одном - пройти, проскользнуть незамеченными мимо неусыпной английской сторожевой охраны, сорок семь суток ожидания, приглушенных сомнений, страхов, надежд...»[1008]

Каждые из этих 47 дней и ночей генерал Бонапарт и его спутники были готовы в любой момент стать жертвами нападения английской эскадры. Однажды в кают-компании «Мюирона» Наполеон обратился к соратникам со зловещим предупреждением: «Что вы предпримете, если англичане нас обнаружат? Ввяжетесь в бой? Невозможно. Сдадитесь? К этому вы не более склонны, чем я. Следовательно, остается лишь одно: в случае необходимости взорвать корабли». Все слушали главнокомандующего молча. Стоявший с ним рядом академик Монж был мертвенно бледен. Наполеон взглянул на него и сказал ему с улыбкой: «Эту задачу я поручаю выполнить вам». «Когда через несколько дней, - читаем у Эмиля Людвига, - они обнаруживают прямо по курсу какой-то корабль и ошибочно принимают его за английский, Монж вдруг исчезает. Позже оказывается, что он стоит у двери порохового погреба. Таким был авторитет Бонапарта»[1009].

1 октября «Мюирон» вошел в порт Аяччо - родного города Наполеона. Весть о нежданном прибытии на родину всемирно прославленного земляка мгновенно разнеслась чуть не по всему острову. Толпы людей сбежались в гавань. Многие, не имея терпения дождаться своего кумира на берегу, бросались в лодки и, обгоняя друг друга, плыли к «Мюирону». Когда же Наполеон сошел на берег, люди из бурлящей толпы выкрикивали приветствия, тянули к нему руки и едва ли не каждый выдавал себя за его родственника[1010]. Пожилая женщина в черном воззвала к нему: «Curo figlio!» («Сынок, дорогой!»). Наполеон узнал ее и крикнул в ответ: «Madre!» («Мама!»). То была его кормилица Камилла Илари.

В связи с непогодой покорителям Египта пришлось задержаться в родительском доме Наполеона, где разместился весь его штаб, на целую неделю. За это время в Аяччо у Наполеона собрались с жалобами друг на друга главы всех общин острова. Наполеон, по его словам, «употребил свое влияние, чтобы примирить враждующие партии и успокоить разгоревшиеся страсти»[1011].

Только 8 октября флотилия во главе с «Мюироном» снова двинулась в путь. С капитанского мостика «Мюирона» Наполеон долго - последний раз в жизни! - провожал взглядом родной город и отчий дом. А к вечеру того же дня в лучах заходящего солнца французы увидели на горизонте словно бы свою смерть - английскую эскадру из 14 боевых кораблей.

Контр-адмирал Оноре Гантом, которому Наполеон доверил командование всей своей флотилией, хотел было повернуть назад, к берегам Корсики. «Нет! - возразил Наполеон. - Это значило бы идти в Англию А я ищу дорогу во Францию». Маленькая флотилия шла вперед прежним курсом. В сумерках и в ночной тьме на нее с английских кораблей не обратили внимания, а поутру французы радовались очередной улыбке фортуны: английская эскадра на всех парусах уходила от них к северу, ибо «англичанам и в голову не пришло, что два легких венецианских фрегата и два сопровождающих их суденышка пришли с Востока; они полагали, что перед ними итальянские рыбачьи суда»[1012].

Еще один день пути, и - на рассвете 9 октября 1799 г. генерал Бонапарт с шестью другими генералами, тремя адъютантами, двумя учеными-академиками плюс еще два члена Института Египта, секретарем и двумя сотнями человек личной охраны высадился на Лазурном берегу Франции в небольшом порту Фрежюс между Тулоном и Ниццей. Египетская экспедиция Бонапарта стала историей. Хорошо сказал об этом А. 3. Манфред: «То, что еще вчера представлялось бесконечно трудным, почти непреодолимым, было пройдено. В этом фатальном счете - одно против девяносто девяти - выиграло одно. Это был большой, огромный, почти неправдоподобный выигрыш»[1013].

Выигрыш был, разумеется, не только в спасении Бонапарта и К0, оставивших армию в Египте. Наполеон был вправе, хотя и с преувеличенным самолюбием, так заявить о себе: «Он отплыл из Тулона 19 мая 1798 г. Следовательно, он находился вне Европы 16 месяцев и 20 дней. За этот короткий срок он овладел Мальтой, завоевал Нижний и Верхний Египет; уничтожил две турецкие армии, захватил их командующего, обоз, полевую артиллерию; опустошил Палестину и Галилею и заложил прочный фундамент великолепнейшей колонии. Он привел науки и искусства к их колыбели»[1014].