— Перелить ее снова в пушки! — предложил кто-то.

— Перелить ее, как и была, в пушки гёзов! — подхватили крутом. — Перелить ее в пушки для войск Оранского!

— Да здравствует Оранский!

— Да здравствуют гёзы!

— Да здравствуют свободные Нидерланды!

Антверпен ликовал.

Рустам спешил в Намюр, в крепость, где засел принц дон Хуан Австрийский.

«Времена меняются… — думал мавр. — Были дни, когда кровавая собака Альба въезжал в Нидерланды гордым победителем. Копыта его коня топтали лежащий во прахе народ. А покинул страну гордый испанец тайком, чтобы народ не разорвал его в клочья… Другой, Рекезенс, бесславно правил, бесславно умер и давно забыт. А этот императорский сынок, имя которого проклятием впилось в сердце каждого мусульманина, ищет себе защиты, воруя у нидерландцев крепости».

Осенний ветер кружил по дорогам желтеющие листья. Пахло увядающими цветами, зрелой лозой. В виноградниках люди кончали уборку тяжелых душистых гроздьев. В синей вышине пролетали с курлыканьем стаи журавлей. Рустам провожал их долгим, пристальным взглядом. Они летели в сторону юга, к берегам Африки, где жили родственные ему племена.

Рустам шел в Намюр, чтобы убить Хуана Австрийского — победителя восставших мавров Гренады. Убить того, кто, прикинувшись миротворцем, плел сети против Нидерландов, против Оранского, кто вновь призвал испанские войска в долину Мааса и разбил армию Провинций при Жанлу[70].

Рустам никому не сказал о задуманном, даже Иоганну. Он хотел один выполнить свою месть. Только Генриху ван Гаалю, пожалуй, открыл бы он тайну. Но Генрих остался лежать на полях Герминьи… Рустам с жгучей тоской вспоминал друга.

Но тоску, как волной, смывала ненависть. Он думал о доне Хуане. Он помнил его со времен Алькалы. Этот человек казался ему золотым истуканом, залитым кровью своих жертв. Что перед ним прямой враг Альба, еле унесший старые кости, седой, высохший, точно осенний лист? Нет, принц Австрийский сверкает молодостью, прославлен красотой, гордится «рыцарской честью»… Лукавый золотой идол!.. Рустам сжимал спрятанный за поясом кинжал. Как огнем растравлял он ненависть, вспоминая облик королевского брата. Он видел его когда-то не раз на аллеях коллегии Сан-Ильдефонсо, стройного, молодого, нарядного, с открытым насмешливым взглядом и золотистой кудрявой головой.

Рустам пронзит его лживое, жестокое сердце. Он отучит короля Филиппа посылать против новых братьев Рустама наместников-палачей.

Недалеко от Намюра ему сказали, что дон Хуан находится в своем лагере в Бухе, в одной миле от города.

— Правитель болен… — говорили крестьяне. — Он не встает с постели.

«Мои братья, — думал Рустам, — тоже лежали без сил у его ног. Но он поднимал меч на лежащих. В сердце мавра не может быть жалости».

Он пришел в Намюр в первых числах октября, когда осень украсила багрянцем сады и леса, когда воды Мааса и Сомбры стали глубоки и холодны. Перейдя мост и миновав город с крепостью, он попал на дорогу, ведущую в лагерь. Там его неожиданно задержала огромная толпа. Нельзя было пробраться сквозь плотный строй охранявших путь солдат. Стража была в трауре. Черные шарфы украшали кирасы, черные перья спускались со шлемов.

Рустам остановился. Сердце его сжалось предчувствием: он опоздал. Убийца гренадских мавров, сын императора и брат короля, четвертый нидерландский наместник умер. Рустам зашатался.

Какая-то женщина участливо спросила его:

— Уж не слуга ли ты покойного, что так убиваешься?

Рустам резко отвернулся от нее.

Забил тревожно и гулко барабан. Стража подняла алебарды. Траурные знамена медленно склонились к самой земле. Приближалась процессия.

Впереди шли трубачи с черными лентами на медных трубах. За ними — вереницей католическое духовенство с хоругвями, крестами и священными символами. Дальше ехал отряд конницы с траурными значками на пиках и в черных плащах; потом выступали пехотинцы со спущенными забралами. И, наконец, в середине шествия четверо знатнейших рыцарей в темных одеждах несли под горностаевым балдахином на черном бархатном катафалке гроб. Трубы грянули похоронный гимн, и священники подхватили тягучий напев.

Рустам жадными глазами впился в того, кто не дождался его мести. Он увидел знакомые золотистые кудри. На них сверкала драгоценными камнями корона, о которой всю жизнь мечтал дон Хуан и которая досталась ему только теперь. Бриллиантовая цепь с орденом Золотого Руна украшала грудь, закованную в золоченые латы. На руках, по испанскому обычаю, были надеты перчатки. В ногах лежали шлем, железные боевые рукавицы и меч покойного. Солнце ярким пламенем горело на этом мече. И Рустаму чудились на нем следы запекшейся крови. И все померкло вокруг, кроме этой пылающей на солнце крови. Рустам рванулся вперед, пробился сквозь стражу и бросился к катафалку.

«Ты поднимал меч на лежащих!..» — пронеслось в его голове. И с помутившимся от ненависти взглядом он поднял руку, чтобы ударить мертвого в лицо.

Глаза Рустама встретились с холодными, как черненая сталь, глазами одного из четырех рыцарей, несших гроб. Рустам узнал эту круглую голову с коротко остриженными волосами и быстрым, словно разящим взором. Его надменную фигуру он встречал рядом с принцем Австрийским в саду Ильдефонсо.

Александр Фарнезе, сын Маргариты Пармской, пятый правитель Нидерландов, тоже старался припомнить смуглого человека с восточным изгибом тонких бровей.

— Арестовать этого оборванца! — приказал он ближнему офицеру.

Алебарды преградили Рустаму дорогу. Он оглянулся и увидел замкнувшийся за собой круг вооруженных людей.

— Твое имя?

— Рустам, сын Гафара из Валенсии.

Судьи перегнулись через стол, чтобы лучше разглядеть допрашиваемого.

— Мавр?..

— Мавр.

— Секретарь, записывайте: «Рустам… сын Гафара… мавр из Валенсии».

Рустам метнул взгляд на согнувшуюся над бумагами спину и усмехнулся. Судьи пошептались между собой, и старший из них спросил:

— Нас удивляет, зачем мавру понадобилось приехать в чужие для него Нидерланды.

Рустам перевел глаза на говорившего:

— Вас удивляет, что мавр приехал защищать чужой ему нидерландский народ? А вас не удивляет, что король Филипп пригнал испанцев, сардинцев, ломбардцев и немцев грабить чужой им нидерландский народ?

Судья быстро склонился к секретарю: