Мино опустил глаза. Ему не хотелось смотреть на камень, который держала в руках Ховина. Мельком взглянув на него, Мино почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Он был подозрительно похож на тот, который он сам держал в руках совсем недавно. Красный камень с застывшими в нем кристаллами. Он исчез из его руки, когда он сидел, размышляя, на скамейке у университета в Калифорнии. Там, где студенты были детьми.

Ховина бросила камень в воду, и тот с плеском исчез в волнах. Орландо вылез из моря и отряхивался как собака. В руке у него была губка, которую он нашел на морском дне.

– Вот этой губкой, – сказал он гордо, – я буду тереть себе спину после того, как потный и усталый вернусь домой с моего собственного поля с корзиной сверкающих спелых томатов. Или папайи. А может быть, сочных таро.

– Спасибо, – сказал Мино. – Спасибо за то, что ты сказал. Я знаю, что вы действительно так считаете, хотя и не могу этого до конца понять. В последнее время я многого не понимаю. Я с трудом осознаю, почему небо голубое. Точно такое, как и всегда. Я не могу понять даже этого.

– Ерунда, – хмыкнул Орландо. – Если долго вглядываться в небо, увидишь фигуру кондора. Большого кондора. Едва заметные полоски показывают направление его полета. Кондоры возвращаются домой.

Они поплыли обратно. Забрали свою одежду и вернулись по пляжу в пансион. Вечером они сидели, потягивая белую ракы, и смотрели, как красное солнце исчезает в море.

Две семейные пары. В паспортах значилось, что они приехали из Аргентины. Ильдебранда и Орландо были сеньором и сеньорой Гонкалвес. Мино был сеньором Руффино Бегендо, а Ховина – сеньорой Люсией Бегендо. Два молодых инженера вместе с женами в свадебном круизе по Средиземному морю.

Никто ничего не спросил. Турки были вежливыми и ненавязчивыми. Остальные туристы были заняты собой и чудесной природой. Никаких иностранных газет в Олюденизе не было. А то, что писали в турецких газетах, они не понимали. Все равно одно и то же. В доказательствах собственного существования они не нуждались. Они знали, кто они и зачем приехали сюда. Планы были составлены несколько недель назад, когда Мино по совету Ховины изучил деятельность концерна «Nippon Kasamura».

«Nippon Kasamura» – краеугольный камень японской отрасли деревообработки, производства бумаги и целлюлозы. Священное предприятие, которому покровительствовали и Император, и мафия. После того как в свой последний визит Ховина навела беспорядок похлеще мощного муссона среди бесконечного ряда японских роботов, японцы были крайне взбудоражены. Для того чтобы окончательно обратить их в панику, не хватало лишь маленького толчка.

Именно поэтому для своей последней акции группировка «Марипоса» выбрала «Nippon Kasamura».

Мино провел серьезное расследование. Напасть на концерн «Kasamura» в Японии было слишком трудно. Маленькая статья в Financial Times, где обсуждали постоянно падающий курс акций мультинациональных корпораций, занимающихся лесом, называла «Nippon Kasamura» одной из самых мощных компаний на этом рынке и сообщала, что компания планирует в последнюю неделю мая провести конгресс в Стамбуле. Помимо японцев, в конгрессе планировали принять участие представители западных компаний. В статье говорилось, что на эту встречу возлагают очень серьезные надежды.

Серьезные надежды?

Пусть главнокомандующий Турции и созвал в Стамбул всех своих жандармов, пусть сюда съехалась целая орда шпионов, агентов и экспертов-разведчиков со всего мира, концерн «Kasamura» не избежит своей судьбы. Им придется встретиться с ней лицом к лицу.

Они разработали гениальный план. В этот раз идею навеял не лопнувший на поверхности воды пузырь воздуха, а сладкий пар самого океана.

Руффино Бегендо и его супруга заранее забронировали свадебный номер в отеле «Хилтон». Сеньор Гонкалвес, напротив, остановился в дешевом пансионе в районе Кадыкёй. Сеньора Гонкалвес осталась в Олюденизе.

Вот так-то.

Они отдыхали. Посетили руины на острове Святого Николая. Поднимались на вершины гор и завороженно осматривали остатки древних ликийских городов, которые всегда располагались у моря.

Они посетили город-призрак Каякей к западу от Фетхие.

Всего несколько десятилетий назад в Каякее жили несколько тысяч человек. Большинство из них были греками. Во время освободительной войны Ататюрк изгнал жителей из города, а тех, кто не уехал, убил. И Каякей превратился в пустынный город-призрак. Повсюду в руинах можно было найти скелеты и черепа. Предполагалось, что город станет памятником храбрости и решимости, с которой турки сражаются со своими врагами.

От церкви уцелел один алтарь. Ховина подошла к нему и преклонила колени, а рядом крутилась толпа бедных детей-турчат. Ильдебранда дала им пакет конфет и приказала испариться. Они хотели побыть одни. Мино бродил вокруг, рассматривая руины. Здесь тоже была кладбищенская стена.

Гринго и турки.

Орландо поднял с земли череп.

– Внутри этого изъеденного червями черепа когда-то был язык, он умел петь. А теперь его пинают ногами случайные туристы, словно это голова Каина, первого убийцы на нашей земле. Откуда нам знать, может быть, это череп талантливого чувственного поэта, писавшего прекрасные стихи о любви и природе? Не так ли?

– Claro, – Мино взял у него череп и покрутил в руках, внимательно осматривая. – Здесь когда-то были мысли, – сказал он, проводя пальцем по глазницам. – Мысли, мозг – все это стало кормом для червей и жуков. И эти насекомые тоже давно умерли и обратились в прах. Где этот прах? Возможно, он прямо у нас под ногами, может быть, он смешался с глиной, и его использовали для строительства дома. Вот сколько стоит человеческая жизнь. А для земли важна каждая из ее частиц.

– А вот и еще один. Тут лоб более выдающийся, – Орландо поддел череп носком ботинка. – Наверное, это череп кого-то, кто обладал властью. Может быть, судьи. Властителя добра и зла, справедливости и несправедливости. А сейчас грош ему цена. Его голова болтается здесь, среди руин, уже много лет, так что, думаю, он получил не меньше ударов и тычков, чем сам раздал при своей жизни. А вот и еще один от меня.

Орландо пнул череп ногой, и тот закатился между каменными блоками церковной стены. Послышалось громкое шипение, и из укрытия выползла серо-голубая змея. Ее зрачки были похожи на две стальные иголки.

У Мино в руках все еще был первый череп. Внутри он порос зеленым мхом. Через несколько лет пропадет и он. Мино бросил череп в том же направлении, куда полетел и тот, который пнул Орландо.

Змеиное гнездо.

Они годились теперь только на змеиные гнезда.

Какой гнетущий город. Из зияющих окон и от облупившихся стен все еще слышались душераздирающие крики пытаемых и мольбы пленников. Между стенами домов все еще гулял издевательский смех турков.

Ховина побледнела. Ильдебранде стало холодно. Они сидели по одному на останках церковной стены и палочками отгоняли слишком назойливых ящериц. Они ждали, когда Мино и Орландо наконец закончат исследовать этот страшный памятник культуры. Они понимали, что молодым людям нужно время, и ждали терпеливо. В коричнево-желтых сумерках, опускавшихся на пустой город, содержалось очень много ответов.