Затем Нью-Йорк, Колумбийский университет, там мне помог профессор Марк ван Хаген, с которым я контачил на волжском круизе. Там я тоже вещал, и опять среди серого, узколобого контингента, они, естественно, уже имели свою просвещенную зрения на советскую историю и не собирались ее менять на ближайшие сто лет. Жил я в комфортабельном университетском общежитии, а затем в жутком отеле на Бродвее (одна ванная с сортиром на два номера), вокруг толстые негритянки с хитрыми мордами (между прочим, 120 баксов за ночь). Посетил вместе с Людой Денисовой, исполнительницей главной роли в моей пьесе «Убийство на экспорт», знаменитый русский ресторан, там душещипательно пели «Сиреневый туман». После смерти мужа Миши Веснина Люда с сыном махнула в Штаты, но счастья, по-моему, там не обрела.

Осмотрев Город Желтого Дьявола, я двинулся в Бостон, где в Гарвардском университете повторилось абсолютно то же самое, что и в предыдущих славных вузах (словно экспертов рожала одна мама, а затем поставляла в университеты). Далее я вылетел к славному Биллу в Лос-Анджелес, там он меня приютил в своем пригородном доме, любезно организовал несколько лекций для местных жителей и для калифорнийского университета. Народ пёр, как на концерт факира, еще бы! О КГБ представление было как о своре убийц, и потому помятый, похожий на эстрадника русский шпион вызывал жгучее любопытство.

На одном из банкетиков после лекции ко мне подкатился мужичок из ФБР и попросил аудиенции. По договоренности с Биллом я пригласил его к нему в дом, там он поинтересовался, кто я, собственно, такой и почему обо мне ничего ему не сообщили. Я объяснил, что, по-видимому, нахожусь в компетенции ЦРУ, а отношения ЦРУ и ФБР оставляют желать лучшего. Билл заснял нас на мою видеокамеру (все для истории!), под ее прицелом эфбээровец чувствовал себя не совсем уютно, но испытание мужественно выдержал. Попутно он поинтересовался, почему русские из консульства, как докладывает слежка, отправляют свою нужду прямо у дороги. Эту военную тайну я не выдал. И не выдам даже под пытками.

Попутно я побывал с лекцией в Сан-Диего по приглашению университетской дамы, жаждавшей подписать со мной договор без аванса. Ха-ха! Конечно, мы, советские, не шибко разбирались в рыночном капитализме, но что такое бабки все-таки соображали. Лекцию отметили в ресторане, пожирали огромные стейки, и я впервые увидел, как американцы просят завернуть остатки пищи и кости для любимой собаки дома. Ночевал я на яхте в порту, там в рефрижераторе оставили мне виски, и потому ночь была нежна как у Скотта Фитцджеральда.

Пару раз мы жили в живописном швейцарском Церматте, любовались, как с огромных гор на лыжах спускается Саша вместе со всей семьей, по дороге заехали в Монтре, там не преминули посетить отель Монтре Палас, где жил великий Владимир Набоков, в его апартаменты, правда, не попали, зато были потрясены отельным сортиром: полная автоматизация, на сидение тут же надевались чехольчики, наверное, сейчас уже роботы вынимают экскременты щипцами из пышущих задниц.

Не только на речных судах и в Штатах читал я лекции, выступал я в Париже и в Санкт-Морице (Швейцария), каждый раз перед бизнесменами, желавшими знать тайны промышленного шпионажа. Об этих тайнах я ничего не знал или знал в общей форме, но с радостью получил от каждой приглашающей стороны приличные гонорары.

На редкость симпатичным человеком оказался Константин Константинович Мельник, внук знаменитого доктора Боткина, с ним мы познакомились на рауте в Москве, потом в Париже. В молодые годы он витийствовал в радикальной партии, был близок к генералу де Голлю и даже курировал все спецслужбы Франции (представим француза во главе КГБ). Часто перезванивались, в Париже он посетил меня в гостинице. Было ему 83 года, он ходил в изящном берете и ездил в метро. Говорил по-русски старорежимно, грассировал, очень любил Россию.

Но я уже начинаю превращаться в гид по городам мира, но главное – уходят друзья, а это означает, что медленно ухожу и я.

Совсем молодым умер близкий друг Игорь Крылов, яростный сторонник Сахарова, сам доктор геологических наук и большая умница.

Умер на трибуне старый друг, поэт Юрий Левитанский, человек непосредственный и чуть наивный, израненный во время войны, с ним мы всегда ругались и спорили, что не мешало дружить, частенько пировали в ЦДЛ. Поэт на все времена.

Умер Володя Васильев, много лет проработавший в МИДе, в венгерском посольстве, энтузиаст политики Кадара, человек чистый, хотя и дон Жуан. Летом 1992 года сидели у меня на Готвальда, пили виски, закусывали колбасой и вспоминали разных девочек. Часов в семнадцать он ушел, ночью звонила жена, искала. Нашли мертвым на трамвайной остановке, до этого жаловался на аритмию.

Неожиданно ушел актер театра им. Моссовета Володя Шурупов, за ним последовали и его сын, и жена. Володя всегда разрывался между театром и литературой, писал прекрасные стихи…

Умер наш философ и литератор Вадим Кожинов, в известном смысле он стал моим духовным учителем, толкнув на изучение истории под русским углом. Мне очень льстит автограф Вадима Валерьяновича на его книге «История Руси и русского Слова. Современный взгляд»: «Михаилу Петровичу Любимову – истинно широкому человеку (которого ни в коем случае не следует суживать!) – который всем разумом любит Запад и безумно (кто сильнее!) любит Россию». Понимаю, что оценка комплиментарна, но доля истины в этом есть: я же – жизнелюбивый Близнец, я фатально раздвоен, я постоянно меняюсь, и никуда от себя не деться – хорошо это или плохо. Вот и мемуары пишу и переписываю, ибо не могу удержаться на одной мысли, соскальзываю с нее, словно с крутой скалы. А вот Вадим Кожинов был предельно постоянен в своих взглядах. Поэтому и любим беспредельно.

Ловим треску в Дании с другом Всеволодом Софинским, тогда завотделом печати МИД СССР

Крепко мы дружили с Всеволодом Софийским, боевым фронтовиком, служившем вместе с близнецом-братом в одной батарее, позже послом и зав. отделом печати МИДа. В Лондоне ухаживали за двумя Натальями – Фатеевой и Меньшиковой, прибывшими в Англию в составе киноделегации. Заехали в модный ночной клуб, там советник посольства по культуре Сева заказал бутылку(!) виски (официант окаменел), выложили в результате целую зарплату. С Cофинским мы бывали в гостях у писателей лорда Сноу и его жены Памелы Джонсон, у драматурга Арнольда Уэскера, у баронессы Будберг (Муры), «железной женщины», любовницы Брюса Локкарта (заговор послов), Горького и Уэллса, Агнессы ЧК и английской разведки (тогда я о ней ничего не слышал, и потому воспринял как обыкновенную старушенцию-белогвардейку). Софийский в перестройку неожиданно стал кадетом, старался бодриться, но железной косы не избежал.

Близкие друзья: разведчик-нелегал ГРУ Виталий Шлыков, журналист и философ Николай Капченко, его жена Ван Шу и вся его семья

Внезапно умер Виталий Шлыков, многолетний нелегал ГРУ, посидевший, как байроновский персонаж, в Шильонском замке (его сдал предатель). Мой близкий друг с институтских времен, вместе ходили по девочкам, искали даже на химкинском пляже. В последние годы был начальником управления информации ГРУ, помощником министра обороны, преподавал в Высшей школе экономики, писал острые, полемические статьи. Неординарная личность, мужественный человек, несравненный эрудит в военном деле, с безупречным американским языком. Держал на связи ценных агентов – юаровцев-ракетчиков Гертнеров. Настоящий герой.