– Мэйз….

– Верно…откуда вы знаете?…

– Просто знаю…

– В клубе раньше его не было, это я точно знаю: я его там не видела. Он позже пришел.

– И что?

– Он выволок Ромео на улицу. Знаете, Ромео идти вообще не мог. Доминик его тащил. Простите, Ромео был просто невменяемый. Я смотрю – «Порш» Мэйза, он на нем в Университет приезжал, я эту машину точно помню, стоит неподалеку. Так вот, он тащит Ромео к машине. Вдруг, на полпути останавливается. Я слушаю изо всех сил. Слышу, Мэйз говорит: «Я поднял весь город на уши, а ты здесь! Непонятно, с кем! Непонятно, в каком состоянии! Какого черта ты меня позоришь?»

– А Ромео говорил ему что-нибудь?

Ромео посмотрел осатанелым взглядом в лицо Мэйза:

– Пошел ты к черту, Мэйз! Ненавижу тебя! Ненавижу. В кого ты меня превратил? Ты изуродовал меня! Ты! Ты!

Доминик с силой тряхнул юношу, что тряпкой висел у него на руках, и потащил дальше, к машине:

– Не смей говорить мне такого. Никогда. – Процедил он.

– Пошел на хрен, урод! – вяло бормотал Ромео, без сил волоча за собой ноги. – У тебя с собой есть твоя фигня? Влей мне ее в рот, скорее. А то без нее я смотреть на тебя не могу.

– Закрой рот! Ты нюхал? Кокаин? Героин? Курил? Или жрал? Что тебе давали? Признавайся!

Ромео отрицательно мотал головой и мерзко хихикал.

– Нет? Не нюхал? Тогда что? – Мэйз схватил его за руку и резким движением задрал рукав рубашки. На сгибе локтя, прямо на бледной фиолетовой ниточке вены, что светилась сквозь тонкую кожу, он явственно разглядел припухший след от укола, вокруг которого собирался синяк.

Доминик оторопел на миг и выдохнул:

– Ты дал себя уколоть? Придурок! В этом притоне! Самоубийца! Сдохнешь от СПИДа, кретин! – И Мэйз отвесил ему такой подзатыльник, что у Ромео зазвенело в голове. Это было больно и так унизительно, что Ромео вскрикнул и неожиданно вырвался из его рук. Он отпрыгнул на пару метров, глядя на него как затравленный, но готовый к атаке волчонок.

– Какого черта ты здесь делал один? Здесь! Один! – Мэйз изо всех сил старался не срываться на крик. – Кто позволил тебе шататься по этим вонючим притонам? Какого дьявола ты начал жрать все подряд? Где ты взял дрянь, которой сейчас обдолбался?! Идиот, тебе же подсунут любое дерьмо! В могилу захотел?! Да я, скорее, убью тебя сам!

– Убей меня! Убей! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Не смей мне указывать! Буду делать, что хочу!

– Зато, я тебя люблю! Я забочусь о тебе, черт возьми! Я не хочу, чтобы ты встрял в передрягу!

– Да, я знаю, как ты меня любишь, проклятый извращенец! Только, хорошо, что не помню!

– Заткнись. – Сквозь зубы процедил Мэйз.

– Как я сразу не догадался, почему это ты так меня от Бенуа отваживал!

– Замолчи… – громче и с угрозой, сказал Мэйз.

– Как я не понял, зачем ты Эвелин, а потом и его сослал к чертям на рога! Ты уже тогда на меня виды имел, да?

– Закрой рот! – Прикрикнул Доминик.

Но Ромео не унимался. Его трясло то ли от бешенства, то ли от героина. Он подскочил ближе к нему:

– Ты уже тогда хотел драть меня каждый день? Тогда какого дьявола ты прикидывался мне другом? Советы мне давал, змей! Ты тоже мне врал! Мне все врут по жизни! Все! Знаешь, кто ты такой? Ты безумный, одинокий, никому не нужный, изуродованный извращенец! Лживый, грязный псих!

Дальше он не продолжил: терпение Мэйза лопнуло.

7.

«Миссис Дэниелс, он бросился на него! Он ударил его по лицу! Разбил ему что-то, я видела кровь!»

Сразу же, он сгреб его за шиворот и ударил его под дых. Да так сильно, что Ромео отлетел на пару метров, в стопку картонных коробок, которые были аккуратно уложены, рядом с мусорным контейнером. Оглянувшись по сторонам, Мэйз поднял его и снова ударил по лицу. Ромео потерял сознание.

– Так с тобой проще совладать, дружок. Ты уж прости. Черт. – Пробормотал он, поднял бесчувственное тело и потащил его к машине.

Голова Ромео оказалось совсем рядом с лицом Мэйза. Несмотря на темнеющий на глазах синяк над скулой, на разбитые губы, на мертвенную бледность, лицо Ромео все равно оставалось светлым ликом ангела, а его спутанные волосы пахли свежестью.

Мэйз вдруг остановился, одной рукой приподнял голову Ромео и долго смотрел на его лицо. Ему хотелось ртом собрать кровь, сочившуюся из разбитых губ Ромео. Доминик несколько секунд разглядывал тонкую темную струйку, потом подобрал кровь пальцем и слизнул ее.

«До дома невозможно далеко». – Пробормотал он и воровато оглянулся. Запас гнева его стремительно иссякал, уступая место бешеному желанию.

Этот мальчик просто мутил его разум.

Мэйзу было совершенно плевать на то, что Ромео говорил о нем, да и на то, что он думал на его счет, ведь все эти мысли были следствием наркотиков.

Он просто хотел его. Постоянно. Всегда.

Он осознавал, что его некогда священный трепет к Ромео уступил место алчному, браконьерскому использованию. Его желанием уже было не поклоняться волшебному светочу одухотворенности и чистоты.

Им страстно владело жестокое и бескомпромиссное желание обладать. Иметь. Эту чистую талантливую душу. Это молодое свежее тело. Эти ангельские сапфировые глаза. Присваивать себе его одухотворенность, питаться его чистотой. День за днем. Всецело владеть им. Владеть!!! Властвовать. Единолично и безраздельно. И фанатично охранять свою собственность от любых посягательств. Он любил его. Он безумно любил его. Как собственность. Как свои машины.

«Наваждение какое-то! Самое настоящее наваждение! Я, наверное, действительно псих!» Иного объяснения поведению Мэйза, сам Мэйз найти не мог. И не искал с тех пор, как получил способ управлять этим мальчиком. За последнее время его желания всецело открылись ему. И они оказались отвратительнее, чем он когда-либо предполагал. Но это были желания его души. И он подчинялся ее велениям. Всегда. Как поступил бы и сейчас.

Вокруг он не увидел ни одной живой души. Но их могли заметить. Это было опасно. «Потерпи немного, – увещевал Доминик сам себя, – пока мы доберемся домой, он как раз дойдет до нужной кондиции».

+

– «После всего этого, он засунул его в машину. И я увидела, я могу, вообще-то, ошибаться, потому что видно было плохо, но мне показалось, что Мэйз… поцеловал его»… – Лайза скривилась.

– Господи,… как…все это могло произойти?…Ромео… – Ева не могла больше говорить. Она могла только шептать.

«Да! Да! В губы».

Его губы были холодными и солеными на вкус, от крови. Да, он не удержался. Мэйз ничего не мог поделать с собой.

Он был готов признать, что его чувство к юноше тоже было сродни наркомании: когда он хотел его – ему необходимо было получить его немедленно. В желаемом количестве. Иначе наступала ломка.