«По крайней мере, если с нами что-то произойдет, они не пострадают», – добавил Игорь про себя.

– Ну посидели, и в путь.

Он встал, и все отправились вниз, в «газель». Агловаль оседлал байк, Джек забрался на сиденье рядом с водителем, и фургончик стартовал в «Рассвет». Или в рассвет?

Холодно было в доме без Кати.

Зарядил унылый дождь, ветер безжалостно тряс почти облетевший тополь. Мокрый лист шлепнулся о стекло и прилип, распластавшись, как след ладони.

– Ох, не люблю я этих поздних осенних ночей, – подперев щеку рукой, тоскливо протянул Похмелеон. – И темно, и сыро, и не видать никого, и следов не видно. Самая злодейская погода.

Игорь угрюмо поджал губы, упорно глядя в экран компьютера. Анастасия на кухне варила глинтвейн. Из гостей пока был один Похмелеон, Армагеддон стерег дом на улице. «Промокнет псина», – подумал Игорь.

– Ничто, промокнет – оставит смену да придет, – словно ответил на его мысли Похмелеон.

Игорь нахмурился. Не любил, когда его угадывали.

– Боишься с ней по душам-то поговорить? – угадал Похмелеон.

Игорь скривился. Ну что в душу-то лезет? Неужели и так непонятно?

– Страшная штука любовь, – продолжал Похмелеон. – Человек из-за нее чего только не вытворяет…

Игорь оторвался от работы.

– Она прошлый раз взяла у Кати прядку волос, – вдруг сказал он, – и сплела себе браслетик. – Усмехнулся. – Носит на руке.

– И правильно, правильно! – замахал руками Похмелеон. – Такие штуковины лучше всего охраняют, а порой и спасают! Главное что, – поднял он палец, – главное, чтобы с любовью! Я же говорю – страшная штука любовь!

Игорь вздохнул. На Похмелеона положительно невозможно было злиться. И даже дурашливость его нарочитая не раздражала.

– Я в последнее время чувствую себя как певец с оторванными ушами, – пожаловался Игорь. Похмелеон поднял бровь и сверкнул старенькими очками. – Есть такая японская сказка, про то, как один слепой певец ночью пел мертвым на кладбище. Он же не знал, что за ним по ночам мертвые приходят, думал, что ходит в богатый дом. Ну ему и расписали все тело охранными знаками, а уши расписать позабыли. Мертвый воин пришел за ним, но дотронуться до него не смог. А потом увидел уши. Стал за них тянуть – и оторвал. Певец чуть не помер от потери крови, но зато мертвецы его к себе не смогли забрать…

– Так тебе татуировочек сделать? – потер руки Похмелеон. – Это мы можем! Это мы хоть сейчас!

– Да ну тебя! – плюнул Игорь. – Я про все эти граффити, что чуть ли не на трусах у меня! Про этих собак, кошек, крыс, ворон, что меня «пасут», а ты – татуировки!

Помолчали.

– Ну что, утих? – спросил Похмелеон.

– Да, – вздохнул Игорь. – А сказочку-то я не зря вспомнил…

– То есть?

– Мертвые. Я про них. Я хочу знать, мертв ли Николай.

– Зачем тебе?

– Мне с ним драться. А мертвого не убьешь.

– Ну это тебе только Владыка Мертвых ответит. Он про всех мертвых в курсе.

– Про всех? – вдруг встрепенулся Игорь.

– Да, а что?

– Ничего… просто… я не успел кое-что очень важное сказать одному человеку… Впрочем, – он махнул рукой, – глупости все это. Не верю я.

Похмелеон только расхохотался в ответ:

– Не верит он! Ой, мамочки! Ой, уморил!

В дверь позвонили. Гигабайт замяукал. Из зеркала вышел Ли. Народ собирался на военный совет.

– Ну что же, господа мои, – заговорил Аркадий Францевич, когда понял, что разговоры ни о чем за чаем, призванные скрыть волнение и страх начать говорить по существу, уже пошли по третьему кругу. – Может, приступим к делу?

Всеобщее согласное молчание было ему ответом.

– Ну что же… Тогда я хотел бы, так сказать, получить портрет наших противников. Кто они, чего желают, как будут действовать и когда и что мы можем им противопоставить. Кто начнет?

Начинать никто как-то не стремился, потому Аркадий Францевич вздохнул и, окинув собравшихся спокойным начальственным взглядом, кивнул Джеку:

– Вы, сударь, тутошний, московский, вам и начинать.

Джек встал, вздохнул:

– Ну вот что известно мне. Я, конечно, всего лишь оборотень, не призрак, так что скажу то, что зверью известно. Лично я знаю, что есть мой город, и я в нем живу и хочу, чтобы мой город жил. Я знаю также, что в нем есть и злыдни, которым город по фигу, а вот власти в городе хочется.

– Какие конкретно, – спросил Аркадий Францевич. – Злыдней-то много.

– Да какие, Гэбня Кровавая, естественно. Они нынче в моде, потому и в силе стали. Массовое сознание – питательная среда для них. А кто это массовое сознание подпитывает – вопрос номер два. И почему именно этим подпитывает.

– Враг всегда кормит тех, кто ему вернее и может составить ему войско, – тихо сказал Агловаль.

– Во-во, – кивнул Джек. – Истину говоришь, рыцарь.

– Я еще не рыцарь, – тихо ответил Агловаль.

– Короче. Есть «Откровение», которое привлекает людей. Тех, кто обладает необычными способностями, стараются завлечь на службу и подписать договор, после чего человек с потрохами ихний.

– «Их», – поправила Кэт.

– Ихний, – уперся Джек. – Эти, договорники, становятся начальством над обычными дураками, которые подпитывают злыдней. Злыдни повелевают договорниками. А над всем – Эйдолон, которым тоже кто-то руководит.

Говоря это, он в упор смотрел на Лану. Лана нервничала. Но взгляд не отвела. А когда Джек закончил, заговорила сама, в ответ сверля Джека взглядом:

– Я не могу сказать, что знаю все. Хотя, конечно, побольше других. Я же подписывала договор, – особенно подчеркнуто сказала она, с каким-то отчаянным торжеством. – Насколько знаю, это был большой проект, его начали еще при Сталине. Фантастический проект, но в ту пору любая фантастика казалась по плечу – «мы на небо залезем, разгоним всех богов». Поколение такое было… Ну вот. Это был проект массового переворота сознания. По сути дела, создание орудия руководства массами. Вариантов, как понимаете, имеется много – в теории, но до сих пор все на уровне эксперимента.

– И пока еще никто не придумал орудия лучше, чем идея, – негромко подал голос Агловаль.

Лана вздрогнула, внимательно посмотрела на него.

– Извините, – сказал оруженосец. – Я по этой теме специализируюсь – по влиянию идей, понимаете… Ну в смысле здесь. Не удержался. Извините.

Лана взяла протянутый Анастасией стакан чаю с молоком, благодарно кивнула: «Ты знаешь, что я такой люблю. Спасибо».