— Его жена, — сказал Шарп.

Питер устало кивнул головой.

— Я сталкивался с подобными женщинами на своем веку, — сказал Борден, — в кино от них никуда не денешься. Но такую, как она, встречаю впервые. От того, что я о ней слышал, уши вянут! — Он покачал головой. — Просто не верится.

— Настоящая нимфоманка, — отрезал Сэм. — Если так и дальше пойдет, то скоро в Голливуде не останется ни одного мужчины, с которым бы она не переспала.

Питер посмотрел на них.

— Да вы и половины не знаете. Если бы она занималась этим только в своей постели, еще куда ни шло, но ведь для нее, когда припрет, подходит любое место и любое время… Мне пришлось уволить уже троих, которые трепали о ней языками. Однажды мне принесли фотографию, где она запечатлена с одним из осветителей прямо на съемочной площадке. Задрав платье, она стояла, наклонившись у стены. Мне пришлось уплатить тысячу долларов за негативы и снимки. Не знаю, может быть, у кого-нибудь есть и другие фотографии.

Некоторое время он смотрел на свой стакан, затем снова поднял глаза.

— Я вызвал ее к себе. Мне было так стыдно, что я протянул ей фотографии, не в силах вымолвить ни слова. И как вы думаете, что я услышал? Не поверите. Она посмотрела на меня и засмеялась. «Сразу видно, что снимал любитель, — сказала она. — Если бы он подождал минутку, то заснял бы меня в еще более пикантной позе».

Питер немного подождал, но собеседники молчали, и он продолжил:

«Далси, — сказал я ей, — как только тебе не стыдно! Что про тебя будут говорить?» — «В любом случае будут говорить», — отвечает она. «Но, Далси, — сказал я ей, — зачем тебе это? У тебя ведь такой чудесный муж! Что с ним будет, когда он обо всем узнает? Представляешь?» А она смотрит на меня насмешливо. «Да кто ему расскажет? — спрашивает она. — Вы, что ли?» Я ничего ей не ответил. Она прекрасно знала, что я никогда ничего не смогу сказать Джонни. У меня скорее язык отсохнет.

Видя, что я молчу, она самодовольно улыбнулась и сказала: «Я знала, что вы ничего ему не скажете». Она уже было собралась уйти, но вдруг повернулась и молча уставилась на меня. Видно, о чем-то задумалась. Я сижу, жду.

И вот вижу, как у нее на глазах выступили слезы, губы задрожали. «Вы не понимаете, — говорит она, плача, — я очень эмоциональная натура. Когда я выходила замуж за Джонни, то думала, что буду счастлива, но все получилось по-другому. И дело не в том, что он без ноги, он вообще ни на что не годится. А я — актриса. И иногда мне в жизни нужно испытать то, что переживают мои героини, иначе от меня не будет проку на экране».

На миг мне даже стало ее жаль, но я тут же подумал, что такой шлюхе, как она, нет оправдания. Если б это для нее было действительно настолько важно, она могла бы заниматься этим так, что все было бы шито-крыто. Я сказал, что если она не изменит поведение, то мне придется ее уволить. Она мне поклялась, что больше не будет, и я выпроводил ее из кабинета. Я был так рад, что наконец наш разговор закончился.

— Бедный Джонни, — сказал Борден, глядя на языки пламени. — Может, у него и правда проблемы с этим?

Питер слегка покраснел.

— Она все это придумала.

— Откуда ты знаешь?

— Вечером того же дня я позвонил врачу Джонни в Нью-Йорке, и он меня уверил, что с этим делом у него все в порядке. — Питер смущенно кашлянул.

— Интересно, что будет с Джонни, когда он обо всем узнает? — сказал Сэм.

— Боюсь даже подумать, — ответил Питер. — Она ведь такая актриса, что он ни о чем и не догадывается.

— В этом-то и проблема, — сказал Борден. — Почему Бог не наградил таким талантом какую-нибудь достойную девушку? Это же чудовищная несправедливость, что такой редкий сценический дар достался стерве.

Питер кивнул, соглашаясь с ним.

— Да, несправедливо, но так уж получилось. Зло побеждает чаще, чем добро.

Сэм потянулся за бутылкой и, наполнив стаканы, повернулся к Бордену.

— Когда ты собираешься в Нью-Йорк?

— Через пару недель, — ответил Борден. — Вот улажу здесь кое-какие дела. Я ведь купил дом на Лонг-Айленде, и моя жена теперь вся в заботах.

— Ты все еще не отказался от прежних планов? — спросил Питер, глядя на него с любопытством.

— Нет, конечно, — ответил Борден.

Питер замолчал. Борден собирался продать почти все свои акции кинокомпании на бирже и уже договорился с группой банкиров с Уолл-стрит, которые теперь представляли его финансовые интересы. Продав свои акции, Борден надеялся погасить имеющиеся задолженности в банке.

— Мне это не нравится, — наконец сказал Питер.

Борден засмеялся.

— Ты слишком старомоден, — сказал он. — Тебе надо научиться новым методам управления. Времена, когда один человек мог управлять своей компанией, прошли. Сейчас это безумие. Каждый должен заниматься своим делом. Зачем мне стараться быть одновременно банкиром, и продюсером, и управляющим кинотеатрами? Я хочу нанять самых лучших специалистов в каждой области, чтобы они управляли всем бизнесом. А для большого бизнеса нужны специально обученные люди; люди, которые только этим и занимаются.

— Я им не верю, — продолжал настаивать Питер. — У них все хорошо, когда дела на мази, но кто знает, что от них ждать в случае неприятностей. Я помню, как встречался с ними много лет назад, когда ходил по банкам Нью-Йорка. Как они свысока смотрели на нас! Прямо было видно, что они думают: «Торгаши, евреи». И отказывались давать ссуду. Теперь, когда мы стали делать большие деньги, они хотят прийти к нам на помощь. Не верю я им. Где они были, когда нам действительно нужна была рука помощи? Отводили взгляд в сторону? За деньгами мы обратились к Сантосу, он поверил нам и пошел на риск.

— Конечно, беря двенадцать процентов, — вставил Борден.

— Двенадцать процентов — это не так уж и много, если тебе больше негде взять деньги, — парировал Питер и хитро посмотрел на Бордена. — Сколько процентов акций ты себе оставляешь?

— Пять процентов, — ответил Борден.

Питер покачал головой.

— И ты не боишься неприятностей?

— Какие могут быть неприятности? — спросил Борден. И сам ответил на свой вопрос: — Никаких. Ты посмотри, что творится на фондовой бирже, — акции растут не по дням, а по часам. В стране бум, да, самый настоящий бум. К тому же ты ведь не знаешь этих людей, это настоящие джентльмены. С ними обо всем можно говорить в открытую, они не похожи на людей, которые работают в кинобизнесе. У них столько денег, что они могут позволить себе сказать и в открытую. Все, что они хотят, так это помочь нам.

— С каких это пор ты стал таким экспертом? Или ты их так хорошо знаешь?

Борден непринужденно засмеялся.

— Я их знаю прекрасно, — ответил он убежденно. — В прошлом году, когда я покупал дом на Лонг-Айленде, я очутился в их среде. Я был первым евреем, который купил дом в том районе, и сначала волновался, как они меня примут. Но все было просто прекрасно. Они приглашали меня к себе домой, в свои клубы, я чувствовал себя среди них, как среди родных. Они никогда не напоминали мне, что я еврей. — В его глазах светилась гордость.