Казалось, Абеля успокоили эти слова. Он живо кивнул, но тут же задал новый вопрос:

– А… я хотел узнать… вы сами, где вы будете? Когда мы отправимся в рай.

– Когда вы, воины Аллаха, посеете ужас в телах и душах неверных, я стану лучником, что вонзит стрелу прямо в сердце врага. А теперь, братья, преклоним вместе колени во имя нашего общего дела.

Муса охотно согласился. Абель словно в чем-то сомневался. Он несколько раз поджимал губы, будто не мог решиться.

– Вы думаете, у нас все получится? – наконец выпалил он.

Джинн одарил его своей змеиной улыбкой – льстивой, гипнотизирующей.

– Конечно, друг мой. У нас все получится, и куда лучше, чем у множества наших предшественников. Более того, мы откроем путь сотням последователей. Наше дело велико, мы обязаны действовать, чтобы его поддерживать. Раньше было одиннадцатое сентября, теперь будем мы. Образец, источник вдохновения, больше того – необходимость, которая подтолкнет толпы наших нерешительных братьев. Сложное, символичное деяние ободрит сотни «одиноких волков», как они сами себя называют, и их бесконечные, постоянные удары посеют великий, вечный страх. За это нас будут прославлять до скончания веков.

Юноши обняли друг друга за плечи, возбужденные словами и тоном Джинна. Он с улыбкой наблюдал за ними. Затем Муса указал на угол мастерской:

– Мы будем счастливы помолиться вместе с вами.

Джинн взглянул на часы. По его собственным меркам, он был здесь уже слишком давно, но юноша настаивал, и он согласился. Они виделись в этом мире в последний раз, он вполне мог позволить себе насладиться этим моментом. К тому же им следовало возблагодарить Бога за Его милосердие, пообещать Ему, что скоро все они будут рядом с Ним.

Они прославят Его имя, Его величие словами, начертанными кровью.

Его имя столь прекрасно, что для его прославления не хватит крови во всей стране.

Ночь издевалась над нею, норовила вырвать из рук тонкую нитку сна, чуть только Лудивине удавалось ее ухватить. Нить скользила сквозь пальцы, и Лудивина в своей голове все бежала и бежала вперед, пытаясь ее поймать.

Шли часы, и вот уже за окном медленно зашевелился рассвет. Окончилась бессонная ночь.

«Черная ночь».

Под цвет мыслей.

– Не можешь заснуть? – прошептал Марк, лежавший с открытыми глазами.

– Прости, я слишком много верчусь?

Он сжал губы, словно показывая, что это не имеет никакого значения.

– Не думаю, что я смогла бы делать твою работу, – тихо призналась она. – Это постоянное давление…

– К нему привыкаешь.

– Не знаю… Едва я отвлекаюсь, едва думаю отдохнуть от работы, как чувствую вину. Я словно пытаюсь убежать от самой себя… Если эти ненормальные начнут действовать, если погибнут люди, я никогда себе этого не прощу.

– Ты за свою карьеру уже выслеживала разных уродов, и они совершали убийства, пока ты их искала. Ты смирилась. Это не твоя вина, хотя ты, конечно же, можешь упрекать себя в том, что действовала недостаточно быстро и не успела им помешать. Но ты все равно их искала и однажды сумела остановить. Я часто думаю о том, сколько жизней не сумел спасти. В такие минуты я пытаюсь представить себе, сколько других жизней я все же спас. Это нелегко, но такова моя роль. Для защиты общества нужны люди вроде нас с тобой.

Лудивина знала, что он прав. Она и сама считала себя защитницей от Зла, трудившейся, пока простые смертные жили обычной жизнью, даже не подозревая о том, что ходят по краю пропасти.

Она повернулась, уставилась в потолок.

– Мои безумцы мне нравятся больше, чем твои. Я их лучше понимаю.

– Террористы в большинстве случаев не безумны, и это лишь делает их еще более страшными. Маргиналы, неудачники, люди – жертвы манипуляций, неудовлетворенные жизнью, действующие по убеждениям – да, но не безумцы. Помимо отдельных терактов, у них есть штаб, есть план, есть общее видение, стратегия.

– Ты словно говоришь о войне.

– Спустя несколько десятков лет в учебниках по истории напишут, что третья мировая война началась 11 сентября 2001 года.

– Третья мировая война? Серьезно? Ты правда так думаешь?

– Она совсем не похожа на все прежние войны, но это точно она. Военные действия идут в самых разных местах – в Ираке, Сирии, Мали, Сомали, Йемене… Помимо этого, то тут, то там устраивают точечные атаки – во Франции, в Бельгии, в Англии, в Испании в США, в Ливии, в Индонезии, в Афганистане, в Пакистане и так далее. Мы живем в условиях постоянной осады, и мы к ним уже привыкли. Армия патрулирует наши улицы, вокзалы, охраняет школы; как только мы решаем где-то собраться, нас обыскивают с головы до ног, и это кажется нам вполне нормальным. Мы знаем, что в любой момент, в любом месте может раздаться взрыв, мы нигде не чувствуем себя в безопасности, мы думаем о терактах, когда едем в метро или в поезде, идем за покупками или в места, где собирается много людей. Поначалу у многих из нас страх сидел где-то глубоко внутри, но со временем мы к нему привыкли – как привыкают жители страны, участвующей в войне. Мы живем с ним. Человек удивительно легко приспосабливается ко всему на свете. Мы живем так, как живут во время войны. Говорим так, как говорят во время войны. Даже террористы утверждают, что они лишь сопротивляются оккупации Запада…

– Да, но все же говорить о третьей мировой войне…

– На сегодняшний день наши враги – это Исламское государство Ирака и Сирии, «Боко харам» в центральной Африке, «”Аш-Шабаб” в Африканском Роге», «”Аль-Каида” в странах исламского Магриба». Есть еще талибы, о которых меньше говорят, но которые, тем не менее, постоянно действуют в Афганистане и в Пакистане, есть «Кавказский эмират» близ России, есть «Абу-Сайяф» в Азии, и так далее… Формируются небольшие исламские государства, сотни тысяч мужчин и женщин едва ли не во всем мире берутся за оружие. С нашей стороны в коалицию, призванную им противостоять, входит порядка шестидесяти стран, которые воюют уже на протяжении нескольких лет, и этой войне не видно конца. Сначала ВИГ, потом «Аль-Каида», теперь ИГИЛ, завтра кто-то еще: меняются лишь названия, идеология остается. Я вижу противостояние мирового масштаба, в котором с обеих сторон участвуют целые армии и от которого страдает гражданское население. Кто знает, к каким результатам оно приведет?

Лудивина не отрываясь рассматривала пятно на потолке, слушая тихие слова своего партнера. Чем дольше она смотрела на пятно, тем большую часть ее поля зрения оно занимало. В какой-то момент она перестала видеть на совершенно белом потолке хоть что-то кроме этого пятна.

– Думаешь, они могут расширяться? – шепотом спросила она.

– Не знаю. Даже если нам удастся путем военного вмешательства решить проблему на местах – а это будет непросто, – нынешний конфликт объединил тысячи исламских радикалов во всех уголках планеты. Даже если мы уничтожим ИГИЛ и их союзников, все эти люди все равно никуда не денутся. Те, кто выживет в боях, возможно, вернутся в свои родные страны. Многие перед этим окажутся в тюрьме, кто-то станет пробираться домой тайно, – так вот, эти выжившие будут представлять для мирового сообщества серьезную опасность: они останутся экстремистами и продолжат свою подрывную деятельность. И я совершенно уверен в том, что возникнет целая сеть, что появится база данных членов этой сети – точно такая же, как та, которую создал Бен Ладен во время войны в Афганистане: база данных всех боевиков-исламистов, прибывших со всех концов света, положившая начало «Аль-Каиде». Еще раз повторю, мы вряд ли сможем победить в этой войне военными силами, а если даже и сможем, это все равно ни в коем случае не будет означать, что все наши проблемы остались в прошлом. Это будет означать лишь, что в мире появилась «Аль-Каида II» или ее аналог, возможно еще более сильный, модернизированный и рассеянный по планете, готовый в любой момент ударить исподтишка, каким-то новым, доселе невиданным способом. И если мы прямо сейчас не станем ничего делать, они так и продолжат, сидя на своих территориях, планировать атаки, вербовать все новых и новых людей средствами сильнейшей пропаганды и расширяться.