Но потом заморыш оказался неожиданно одним из самых ловких отроков. Освоившись и набравшись силенок, он стал побеждать одного за другим сперва своих ровесников, а потом и старших отроков. В начале лета уже опытные бойцы не гнушались схватиться с ним в поединке. Тогда-то Тополь и начал чаще подзывать его к себе.

Волчонок отзывался охотно. Сила и ловкость его и впрямь вызывала уважение и любопытство — казалось невероятным, чтобы такой малыш мог запросто опрокинуть любого опытного бойца. Но тем не менее весьма немногие лесовики могли с уверенностью сказать, что победят Недоноска. Его даже Недоноском начали кликать с оттенком уважения — обидная кличка стала оберегом.

Травень-месяц выдался жарким не по-северному. Лишь изредка прогрохочет гром, разгоняя духоту, исхлещет землю струями воды и градом — и опять с чистого неба зорко следит за людьми недремлющее око богов — Солнце Даждьбог. Старики ворчали, ожидая неурожайного года, но на репищах все так и лезло из земли, особенно в низинах, так что можно было пока оставить заботы.

Скрываясь от жары, отроки и их наставники прятались в роще над высоким берегом Невы. Там, в кружевной тени берез, чьи листья не успели пока огрубеть, позванивали мечами, метали сулицы и топоры и схватывались на кулаках. Сугробы исчезли, и те, кто отлынивал от борьбы зимой, охали, когда их прикладывали спиной или боком о примятую траву.

Тополь подошел от берега реки и сразу выхватил глазами коренастую, крепко сбитую невысокую фигурку. Сопя от натуги, Волчонок схватился с Медвежонком Стойко — каждый силился оторвать соперника от земли. Будучи меньше ростом, Недоносок наконец изловчился и, чуть ослабив хватку, боднул Стойко головой в живот. Медвежонок ахнул, хватая ртом воздух, и Волчонок неуловимо быстрым движением опрокинул его, стряхивая с себя. Только привычка помогла Стойко устоять на ногах.

— Хорошо, — похвалил Тополь, — иди-ка сюда!

Волчонок развернулся на пятках, подхватываясь, словно его укусили. Он глубоко и тяжело дышал после боя, но уже широко улыбался и готовно шагнул навстречу вожаку.

Дождавшись, пока он подойдет, Тополь махнул рукой, норовя захватить парня за шею, но тот увернулся и, сам поймав выметнутую руку, припал на колено, выворачивая вожаку плечо. Но Тополь сам прижал свободной рукой ладонь Волчонка к плечу и крутанулся на одной ноге, вынуждая противника кувыркнуться, отпуская его.

Упруго вскочив, Волчонок снова устремился на вожака, но за первой удачей хлынули промахи. Вожак не зря был вожаком — он швырял Недоноска на землю, ловя его за руки, колени, локти и шею. Раз за разом прикладываясь к измятой траве, парнишка вскакивал с упорством, которое все больше нравилось Тополю. Он сам не заметил, как бой превратился в игру, где оба противника получали равное удовольствие. Вожак сам начал поддаваться парнишке, однажды позволив вывалять себя в земле.

Когда он растянулся на траве, раскинув руки, наблюдающие за сшибкой ахнули, а Волчонок застыл, хлопая глазами. Снизу вверх взглянув в его расстроенное лицо, Тополь вдруг расхохотался от души. Удивление и растерянность, которые выказал Недоносок при этом, развеселили его еще больше. Он смеялся так, как давно уже не мог себе позволить.

Поднявшись наконец, Тополь вытер выступившую слезу и потрепал вспотевшего Волчонка по волосам:

— Молодец! Наш человек!.. Давно такого не было у нас в стае.

Недоносок доверчиво блеснул глазами:

— Правда?

— А то нет!.. Ну, хватит на первый раз?

— Как ты хочешь, вожак!

— Не устал, победитель? — рассмеялся Тополь. — Ладно, до другого раза.

Скинув грязную на спине рубаху, он отер ею лицо и потянулся, расправляя захрустевшие плечи. Он улыбался, вспоминая бой, и исподтишка любовался мальчишкой, но когда тот тоже стянул мокрую от пота рубаху и вытерся ею, Тополь словно примерз к земле. Улыбка сползла с его лица, когда он увидел на крепкой мальчишеской груди висящую на шнурке кованую фигурку ворона — свой собственный оберег, когда-то давно отданный в обмен на громовое колесо Перуна женщине-жрице Зарнице, там, в Новогороде!

Не узнать кованого ворона он не мог — казалось, старый оберег тоже заметил прежнего хозяина. Он поблескивал на потной коже Волчонка, раскинув крылья, и словно говорил: «Вот он я! Смотрите все!»

Подняв наконец все еще сияющие глаза на вожака, Волчонок сразу заметил перемену в его лице.

— Откуда это у тебя? — Тополь протянул было руку прикоснуться к оберегу, но парнишка проворно отпрянул, закрывая ворона ладонью, и рука повисла в воздухе.

— Это мое! — воскликнул Недоносок. — Честно!.. Я не крал ее ни у кого!..

Давно в его глазах не было такого страха, и Тополь заставил себя отступить.

— Я не обвиняю тебя ни в чем, — стараясь говорить как можно спокойнее, сказал он. — Я хочу знать, откуда у тебя этот оберег!

Волчонок забрал фигурку в кулак.

— Это от мамы, — произнес он так тихо, что Тополю пришлось поднапрячь слух. — Я ее плохо помню… Она отдала мне его, когда мы виделись последний раз. Я тогда четвертое лето только и жил на земле…

— Ты помнишь, как ее звали?

— Я спрашивал… Зарницей…

…И все словно оборвалось. Тополь сам не помнил хорошо имени той случайной женщины, спасшей ему жизнь накануне жертвоприношения Перуну. Он думал, что ее ждет наутро жестокая кара — ведь она сторожила пленника. И когда она отдалась ему в овраге над озером, он был уверен, что нарушившая верность своему богу жрица хочет порадоваться жизни напоследок. Для него же та ночь в лесу была всего лишь вызовом, гордым кличем — «Я жив и буду жить!». И вот он, Волчонок, ее след…

Не ответив на немой вопрос мальчишки, Тополь повернулся и слепо, как смертельно раненный, побрел прочь.

Ноги сами вынесли его к нависшей над обрывом березе. Дерево отчаянно цеплялось корнями за берег и держалось тут лишь до тех пор, пока не взыграет однажды непомерно высокая волна, не взметнется громадная льдина, не заберутся на пологий ствол озорные мальчишки, невольно мешая своей тяжестью, а то и постепенно, исподволь, подточат корни талые воды — и тогда однажды не выдержит у дерева сердце и ослабнут корни. Сорвется береза вниз и повлечет ее, умирающую, по реке в море, пока не выкинет где-нибудь у чужих берегов.

Точно так же и он — далеки вроде беды и тревоги, крепки корни, но судьба неумолимо делает свое дело, и как знать, когда поддастся, перестав держать, эта жизнь и его самого сорвет с кручи и потащит куда-то… Только ему тогда уже будет все равно.

…Так вот о чем зимою упреждал его меч! Боги знали, как заставить его вновь служить себе. Они нарочно, так ловко, как умеют только они, отыскали его сына, вывели мальчишку на заставу, божьим Судом подтвердили право Недоноска жить тут и дали им повстречаться, узнать друг друга, чтобы потом сказать Тополю: «У тебя на земле есть продолжение, теперь ты полностью принадлежишь нам!» Вспомнилось гадание на Комоедицы — будущее сулило ему смерть. Во Имя богов…