Виной ли тому лилипутский рост и тщедушность комплекции, ноЧарный не упускал случая показать на ком-нибудь свою власть. Нравилось емуиграть роль эдакого маленького господа бога – который может и отобрать жизнь, аможет наградить ею... И эти его глаза, на дне которых бултыхается мутнаястоячая водица, как в затхлом колодце. Очен-но, так сказать, много говорящие,характерные глаза. В общем, с придурью в голове гражданин начальник... «А снего станется и розыгрыш затеять, – вдруг пришло Спартаку в голову. –Допустим, стало скучно, и лейтеха решил повеселиться... Хотя вряд ли... Заподобный розыгрыш его самого могут взгреть по всей суровости. Кто-нибудь изконвоиров доложит кому следует... А доложить могут как нечего делать, вряд лиЧарный у солдат в уважухе, обычно таких придурков не любят ни чужие, нисвои...»

– Покурить напоследок, это дело, – сказал Спартак.Нужно было выиграть время и собраться с мыслями.

Он плавно (не дай бог резким движением вспугнуть напряженныхконвоиров, могут и шмальнуть сгоряча) вывел руки из-за спины, опустил их передсобой.

– Может, угостишь своей папироской, гражданин начальник? Ато на ветру, стынущими руками, боюсь, самокрутку не сверну. К тому ж напоследокохота побаловать себя чем-то поприятнее.

– Можно и побаловать. Мне что, мне не жалко, – Чарныйстянул перчатку с правой руки, опустил руку в карман шинели. – А махорочкутвою мы опосля приберем, не волнуйся. С куревом в лагере нынче плохо.

«Вот сейчас будет самый подходящий момент», – понялСпартак. Главное, чтоб Чарный протянул, а не бросил пачку под ноги. Рвануть заруку, прикрыться лейтехиным телом, выдрать наган из кобуры... Сержант, понятно,не оплошает, сразу начнет садить из ППШ... Ну тут уж, в общем, как повезет.Пуля, известное дело, дура.

Чарный вытащил из кармана пачку «Норда». Подумав секунду,достал папиросу себе. Прикурил от бензиновой зажигалки...

Спартак осознал, что вплотную подошел, говоря летчицкимязыком, к «точке невозврата» – когда уже нет возможности переиграть принятоерешение и остается только действовать. На выбор Спартаку оставались считанныесекунды. Или – или. Если все всерьез, если Чарный не ломает комедию, то лучшегошанса, скорее всего, не подвернется. Только как определишь, всерьез илипридуривается? Могли сверху спустить приказ расстрелять бывшего летчикаКотляревского с прибавочкой «сделать это по-тихому»? Да как нечего делать. ИКомсомолец, мимо которого подобный приказ никак пройти не мог, не стал бывмешиваться и спасать Спартака. Самого шлепнут, попробуй он вмешаться...

Все, Спартак принял решение.

Класть придется всех. И водителя Приходько. Тут не дожалости. Если все выгорит, в его руках окажется грузовик. Это немало.Разумеется, надо будет переодеться в энкавэдэшную форму. Жаль, лейтехина формамала, а вот сержантский клифт как раз в десятку, его и надо будет напялить. Нагрузовике он постарается успеть, до того как разразится всеобщий кипеж,добраться до больнички, где лежит мать. Ну а дальше будь что будет, это уже нетак важно...

Чарный затянулся, убрал зажигалку в карман, шагнул вперед,чтобы протянуть пачку Спартаку...

Вернее, собрался шагнуть... Чарного к месту пригвоздилзычный окрик сержанта:

– Стоять на месте!

Чарный в недоумении повернулся к подчиненному.

Сержант, чтобы смягчить прозвучавшую резкость, принялсяторопливо объяснять:

– Опасно это, товарищ лейтенант. Не надо близко подходить.Схватит за руку, прикроется вами, придушит за горло... И чего делать?

«Вот сволочь! – со злостью подумал Спартак. – Какмысли читает». Теперь Спартаку ничего другого не оставалось, как ждать. Сейчасбросаться – чистой воды безумие, сержант наверняка срежет очередью во времяброска.

– Неужто ты за меня боишься, Степанов? – Чарный снехорошим прищуром посмотрел на подчиненного, посмевшего рявкнуть на своегоначальника, и в голосе его явственно присутствовала угроза. Однако посленебольшой паузы он добавил довольно миролюбиво: – Впрочем, ты прав, от этихможно ждать чего угодно.

Чарный сделал пару шажков назад, оказался даже дальше, чембыл до этого, сказал, обращаясь уже к Спартаку:

– А ты ведь задумал накинуться? Признайся? Прав Степанов?

– Нет, не прав Степанов.

– Но в расход-то неохота? – продолжал допытыватьсяЧарный.

– А кому охота, – на этот раз Спартак ответил вполнеискренне.

– Страшно?

Спартак по глазам Чарного видел, какого ответа он ждет.Такой и дал:

– Страшно, конечно. Хоть и все там будем раньше или позже.

Чарный к чему-то прислушался. «А ведь верно, что-то тарахтитвдали», – услышал далекие звуки и Спартак.

– Не дрожи, Котляревский, поживешь пока, – сказалЧарный. – Не бойся, пошутил я. По другому поводу остановка, показатькое-что хочу. – Лейтенант демонстративно застегнул кобуру. Команднымголосом обратился к подчиненным: – А для вас, бойцы, это была проверка готовностиво внештатной ситуации. Чтоб, как говорится, были всегда готовы и бдительностине теряли, ферштейн? Будем считать, что справились. А теперь, Степанов, ведиего к кабине.

Разумеется, Спартак не расслабился облегченно, услышав такиеречи. Речи могли оказаться ловким ходом. На этот раз, надо сказать, весьмаразумным – успокоить заключенного и шлепнуть, выбрав подходящий момент. Темболее «кое-что показать хочу» звучало весьма неубедительно. Какого чертаначальнику конвоя что-то там показывать конвоируемому, простому зеку? Бред, вобщем-то. «Ладно, посмотрим, ребятки, – решил Спартак. – Нопристрелить, как куропатку, я вам себя не дам, это уж не надейтесь».

Сопровождали его до кабины обычным порядком: один конвоирсзади, другой сбоку, лейтеха топает последним.

– Веди его к краю, – услышал Спартак команду Чарного.

Имелся в виду край холма, на котором они застряли. Кстати,очень удобное место, если кого задумал пустить в расход.

Прыгать вниз, катиться по склону. От подножия склона допервых деревьев всего метров пятьдесят. Какой-то шансик, что не заденут илизаденут, но не насмерть, все же есть. А других вариантов не просматривается.Пока не просматривается.

Спартак оглянулся.

– Что за представление, начальник? Чего гуляем по ветру, намв лагерь не надо?

– Ты поговори у меня! – прикрикнул Чарный. Усмехнулся:– Боишься, что шлепнем?

Ну пусть услышит, что хочет.

– Боюсь.

– Не боись, хватит уж бояться. Экий ты трусливый. А ну-каоглянись и посмотри вниз, Котляревский! На нижнюю дорогу смотри! Сейчаспоявится. Ага, видишь! В оба гляди, тебе это надо обязательно увидеть!

С пригорка, на котором они находились, прекраснопросматривалась ведущая к лагерю дорога. И на ней, вырулив из-за поворота,показался грузовик – точь-в-точь такая же полуторка, на которой везли Спартака,только без брезентового верха. В кузове, широко раскинув руки и ноги, лежалсовершенно голый человек. Человек был еще жив – это было заметно даже издалека.Он ерзал, выгибался дугой, одним словом, бился. По тому, как это выглядело, поокровавленным ступням и ладоням Спартак догадался – человек прибит гвоздями кдоскам кузова. Происходящее выглядело хоть и понятной, но все же сценой изкакой-то иной жизни. Что-то средневековое угадывалось в этом зрелище.