– Восстание. Только восстание. Ну или чалиться до звонка...

* * *

Спартак вошел в воровской закуток.

Эта тесная каморка без окон, примыкающая к жилой комнатебарака, была задумана как сушилка для рабочей одежды и обуви. Надо сказать, чтопо прямому назначению комнатенка все же использовалась – одежда избраннойгруппы лиц, которые сами себя называли фартовыми, сушилась именно здесь. Вот исейчас в углу висели бушлаты, над ними на полке лежали ушанки, а на полу стояликирзачи. В другом углу пылились наваленные грудой соломенные матрасы.Вполне уютная комната и уж точно самая теплая в бараке. Вот только свентиляцией обстояло неважно, и потому от табачного дыма всегда было непродохнуть.

Марсель сидел за столом, он был в рваном на плече свитере сзакатанными по локти рукавами. Cидел в торце, у стены, на самом почетном месте– на стенку можно было откинуться, получалось почти как в кресле. С ним застолом на менее почетных местах, по бокам, на табуретках, сидели Гога и Магога– ближайшие его подручные.

С известными натяжками и поправками можно было сказать, чтонакрыт праздничный стол. Котелок с вареной картошкой, кучка сухарей, заварка изсухих прутьев малины – по нынешним лагерным временам деликатесы из деликатесов!Понятно, расстарались не по случаю визита Спартака – просто воры селипоужинать.

Марсель жестом показал: присаживайся, мол, чего торчишь какнеродной. Спартак выдвинул табурет, сел в другой торец стола, напротив Марселя.Его кенты окинули Спартака нехорошими взглядами – за своего они его никогда непринимали и принять не могли. Их заметно коробило, что приходится сидеть заодним столом с неравным. Но приходилось терпеть, раз пахан признает земляка.Спартак понимал – случись что с Марселем, эти если не разорвут его, то уж точноприкрывать не станут. Ну и ладно, и глубоко плевать...

Кстати, Спартак тоже не с пустыми руками пришел в гости. Онположил на стол кисет с махрой, кулек с остатками чая (на кружку довольносносной заварки хватит) и кусок сахара размером со спичечный коробок.

– Ого, сегодня поштевкаем, босота! – отреагировал навываливание даров Марсель и кивнул на чай: – А это, никак, настоящийчехнар?

– Неподдельный, смею заверить, – сказал Спартак, насыпаяна обрывок газеты махру. – У вас тоже, смотрю, не пусто на столе.

– Не ресторан «Астория», конечно, и даже не тошниловка наРубинштейна, – Марсель взял из котелка картофелину, принялся неторопливоочищать ее от кожуры. – А помнишь, Спартак, «Красную Баварию»! Какоеместо, век князем не жить! Ледяное пиво, раки. Всегда была осетринка, не длявсех, понятно, но подзовешь Семена, сунешь червонец в карман фартука, и онтащит поднос с железной латкой, а на ней нарезанная ломтиками, посыпаннаяукропчиком...

– Харэ уж, а! – не выдержал Гога. – Че душу рвешь?Ливер уже урчит, как падло. Я те тоже могут натрекать, как гуляли в Ялте. Весьстол в шашлыках, вино рекой... А какие биксы рядом изнывали...

– Ша, про баб ни слова! – вскинул руки Магога. –Про жратву я еще вынесу, а про баб не пережить!

– Ну это понятно, – хмыкнул Гога. – Ты ж на бабахи погорел.

– Не он один. Какие люди из-за этих сучек накрывались, весьвечер можно вспоминать, – Марсель бросал тонкие лоскутья картофельнойкожуры в пепельницу. Спартак невольно подумал о том, что люди за стенкой,вывали кто перед ними такое богатство, как вареная картошка, жрали бы еенепременно с кожурой. Им бы даже в голову не пришло ее чистить.

– Угощайся, пилот, не сиди как сосватанный, – Марсельпоказал картофелиной на котелок. Потом ткнул картошку в насыпанную на газетусоль. И продолжил с набитым ртом: – Ты как грамотный человек обязан знать, чтоеда снимает нервное напряжение. А снять его для нас – сейчас первейшее дело.Все ходим в этом напряжении. Прям не люди, а Волховские ГЭС. Эх, сейчас быбеленькой графин, выпили б за свиданку после долгой разлуки... Не, графина длясчастья мало, каждому бы по графинцу, и уплыло бы напряжение кораблем по бурнымводам. Но какая там водочка, когда даже за эту бульбу пришлось повоевать, какпод Берлином...

– Повоевать?

– Суки щас раны зализывают, – сказал Гога, –можешь пойти позырить.

– Суки зазектонили, что нам должны приволочь мешок бульбы, ирешили перехватить. Но не вышло...

– Дознаться надо, как они вызнали. Кто-то из наших, гадомбуду, сукам продался! – Магога вызывающе посмотрел на Спартака.

– Дознаемся, Магогушка, – Марсель отряхнул руки,откинулся на стену. – Обязательно дознаемся.

Спартак знал, что летом ворам время от времени приносилидачки прямо на лесоповал. Однажды в июле даже бабу какую-то отчаяннуюприводили, и воры бегали по очереди к ней в ельник. Летом провернуть подобноебыло не сложно – лишь бы кто-то захотел тащиться за тридевять земель и непобоялся бы случая. Случай, конечно, на то и случай, чтобы застать врасплох, нообычно во время работ вертухаи сиднем сидели у костра и лишь изредка обходилиделянки посмотреть, как вкалывает отряд. Зачем им рисковать, вдруг как раз наих головы и повалят очередное дерево? Те же из блатных, что выходили на работы,но по своему положению работать не могли, тоже сидели в сторонке на пеньках. Ичто тут сложного отлучиться ненадолго в соседнюю рощицу и что-то от кого-тополучить? Ведь вертухаям что главное – чтобы сошлось число выведенных на работыи число построенных для конвоирования обратно в лагерь. Зимой, конечно, всемногократно усложнялось. Совершать многокилометровые прогулки по зимнему лесу,по снежной целине охотников найдется немного, да и лес зимой просматриваетсянамного лучше, чем летом. Но, видимо, нашелся такой охотник...

– Чего не лопаешь? – спросил Магога. – Брезгуешьнашим столом?

– Он не брезгует, он за всеобщую справедливость, – совсей серьезностью произнес Марсель. – Я его знаю, он думает, чтобульбу надо было раздать на всех, каждому вышло бы по кусманчику и все были бысчастливы.

– Я бы так и сделал, – кивнул Спартак.

– Ты сперва раздобудь эту бульбу, а уж потом решай, куда еедевать, – сказал Марсель без тени издевки. – А даже раздобудешь... Тычто, сможешь, как Христос, пятью картохами досыта накормить всю ораву? Значит,пользы от этого никому не будет. Выживать должны сильнейшие – это законприроды, изначальное право рода человеческого. И здесь у каждого есть праводоказать, что он сильнее, допустим, меня. Многие им пользуются? Вот то-то.Слабы людишки и пусть за свою слабость винят только самих себя. Правда, сукипопытались вырвать у нас кусок... И еще раз попытаются. Ну, они борзы стаей,поодиночке они хлипкие...

Спартак мог бы возразить, однако почел за лучшее промолчать.Наедине с Марселем он бы, наверное, все же поспорил, но они были не одни.

– Про людоеда нашего ты уже, конечно, наслышан, не за столомбудет помянут, – сказал Марсель. – И что скажешь? Колхозник, мол,гнида и абас, а съеденный Скула – безвинная жертва? Ага, так я и думал. А вотскажи ты, Гога. У тебя хоть кто-нибудь из них вызывает жалость? Ну смешноспрашивать, понимаю! А кто из них, по-твоему, заслуживает большего презрения?