Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой голос! Мне не приходилось слышать ничего подобного.
— Это правда, Эртхиа, — согласился Акамие, оторвавшись от пергамента. Свиток из долины Аиберджит и аттанские таблицы были разложены перед ним на наклонном столике между ярко горевших светильников, и он старательно писал, заглядывая то в таблицы, то в свиток. — Только Айели ее не услышит. Он плакал бы сейчас, и я рад бы плакать, но уже не могу.
— Я сожалею. Но эту дарну, и правда, должно быть слышно на обеих сторонах мира. Может быть, он не плачет сейчас, а улыбается. И не он один. Как ты думаешь?
— Что мы можем знать?
Акамие обмакнул калам в чернильницу.
— Получается? — спросил Эртхиа, коснувшись струн, и дарна повторила его вопрос.
— Подожди, сейчас я закончу.
Когда он вывел последние строчки и отложил калам, Эртхиа прикрыл струны ладонью, обнял дарну и прислонился щекой к ее грифу.
— Читай!
Вот что прочел Акамие в аттанских таблицах:
И пришел тогда царь в землю Сирин, а называли жители той земли страну свою супругой бога, и у них был только один бог, а земля та была его супругой. И захватив их города, захотел царь видеть их царя пленником своим, а жен его — служанками своими, и дочерей — наложницами. Но у них не было царя, а правил ими сам их бог, а говорил им через жреца, избранного им из юношей той земли и носившего женские браслеты и серьги, и всю одежду женскую носившего. А бог приходил к нему и говорил что следует, и земля та подчинялась ему, как женщина — супругу.
А царь хотел видеть, кто правит ими, и воины нашли и привели ему жреца по имени Сирин, а языка не знали, и, видя его одежды и украшения, подумали: вот их царица, правящая ими, отведем ее к царю. А этот жрец носил женское в знак послушания.
А царь велел разрушать их города и не входил в них на ночлег, а поставил лагерем войско в широкой долине и шатер свой поставил в середине лагеря. И в шатер привели жреца по имени Сирин, и царь увидел его красоту и пожелал его, и, увидев, что он — отрок, не оставил своих желаний, и овладел им, как своиминаложниками во дворце своем.
И когда был с ним на ложе, слышал гром великий и сотрясение, и шум, и рокот, и вопли, и ржание коней. Но казалось ему, что от великой силы плоти своей, от великой радости слышит это.
Когда же покинул шатер свой, увидел, что пуста долина вокруг шатра, и шатер его один стоит в долине. И войска его нет, всадников, и коней, и шатров их, и колесниц между шатрами.
Пуста лежит перед ним долина, только обломки шестов опорных от шатров, только ось от колесницы и сломанные копья торчат из грязи, а все смыло. Один его шатер уцелел в долине. И потоки огибали его.
И бежал царь от своего шатра и от жреца по имени Сирин. Бежал из долины, в горы бежал царь и семь недель бродил в горах, и звери его не трогали, и на всякую жажду его находились источники, и на всякий голод — плоды.
И пришел в место пустынное, где трава росла по колено царю, и горы окружали то место. И в том месте увидел шатер красный с навершием золотым. И узнал…
И семь недель бродил по горам, и пришел…
И после семи недель увидел шатер свой, и Сирин, облаченный в радугу, стоял перед шатром и смотрел на царя.
И склонился царь Ашанан и сказал: какое воздаяние потребуешь за вину мою и за дело мое?
И сказал Сирин: не будет больше твоей страны, и будет моя, а твой народ будет служить мне, но никогда не войдет в долину мою, и имени моего не узнает, а будет служить царю, которого я дам моей земле, и назову мою страну — Хайр.
И слова его были понятны царю.
И по слову его стало.
Имя страны — Хайр.
И служит народ Ашанана царю хайардов.
И цари хайардов — дети детей Сирина.
Имя же долины — Аиберджит.
И ее нет.
— Так оно и было.
Акамие вздрогнул, Эртхиа вскочил на ноги.
Перед ними, удобно расположившись на пыльном коврике, сидел сам старик.
— Так оно все и случилось.
Акамие поднялся и низко поклонился старику.
— Я знаю, кто ты.
— А я знаю, кто ты, и выходит, что я знаю больше тебя. Но мы еще поговорим об этом. Подожди теперь немного, я попрощаюсь с твоим братом, потому что с ним мы видимся в последний раз.
— С Эртхиа что-то случится? Ты ведь обещал, что он будет жить долго?
— Это так, просто дальше он все сделает сам.
Старик поманил к себе Эртхиа и указал ему место на коврике рядом с собой.
— Ты уже не жалеешь, что тебе пришлось задержаться в Хайре?
— Я благодарю тебя! — пылко воскликнул Эртхиа. Покачав в руках дарну, он добавил: — И за это тоже.
— За это будешь благодарить не меня. Потом, значительно позже. Он тоже поблагодарит тебя, потому что голос дарны будет радовать его сердце. И, заметь, еще долго. Так что соизмеряй свои силы с длиной пути. Впрочем, ты справишься и без моих советов. Главным образом потому, что советов ты слышать не желаешь. Это правильно. Помни только одно: если дорога сворачивает в сторону и если это твоя дорога, не пытайся спрямить путь. Потом нельзя будет вернуться обратно и наверстать упущенное. Ты понимаешь меня?
— Да, — согласился Эртхиа, вспомнив их разговор в гроте и свое желание прямиком отправиться в Аттан. — Но как я узнаю, если ты мне не подскажешь?
— Смотри внимательно — и увидишь. Главное — помни об этом. Теперь ступай, собирайся. Тебе пора заняться своим царством.
Старик обернулся к Акамие.
— Разве ты не помнишь, что ты обещал Ханису?
Акамие пожал плечами.
— Ты сказал, что если встретишь Эртхиа, ты посоветуешь ему поторопиться.
— Это правда, Эртхиа! — вспомнил Акамие. — Там уже, наверное…
— Нет-нет! — остановил его старик. — Остальное он узнает в Аттане. Смотри же внимательно, Эртхиа, не пропусти поворота и не сбейся с пути. Прими еще один подарок на дорогу. Он укроет тебя и от жары и от холода, и от пыли и от дождя. Когда наденешь, не снимай. До конца пути не снимай. Его с тебя снимут.
Старик вынул из складок своей одежды серый сверток, встряхнул его и подал Эртхиа широкий плащ, такой же, какой был надет на нем самом, только новый.
— Он похож на плащ ашананшеди, — заметил Эртхиа.
— И они служат Судьбе, — улыбнулся старик.
— Но они не верят в Судьбу!
— Ну и что?
— Скажи мне, — попросил Акамие, — почему ашананшеди не верят ни в Судьбу, ни в долину Аиберджит? Даже клан Дэнеша, который живет на востоке, совсем рядом с долиной.
— Лазутчики верят только в то, что видели своими глазами. Им никогда не удавалось войти в долину.