Сирия стала источником значительно более острых разногласий между Россией и США, чем Ливия. Тянувшийся с марта 2011 года мятеж против сирийского лидера Башара Асада поставил перед Москвой неприятную перспективу лишиться последнего своего союзника в арабском мире, а также крупного источника влияния в регионе – при содействии НАТО Асад мог быть свергнут таким же образом, как и Каддафи. Кроме того, в сирийском порту Тартус базировался последний из остававшихся у России зарубежных пунктов материально-технического обеспечения ВМФ (и единственный незамерзающий порт за рубежом), хотя по всем меркам этот объект не имел серьезного значения и пребывал в запустении{689}. Сама Сирия входит в пятерку крупнейших покупателей российских вооружений{690}. Российские компании инвестировали в Сирию, главным образом в добычу природного газа, порядка $20 млрд. И потому как только международное сообщество стало готовиться к введению против Сирии жестких санкций, Россия тотчас же направила к сирийским берегам свой авианосец и объявила, что продаст Сирии реактивные истребители Як-130{691}. Россия продолжала поставлять режиму Асада сложные виды военной техники и после обострения конфликта.

Россия неизменно отказывалась поддерживать любые акции международного сообщества против ее последнего союзника в ближневосточном регионе. Россия наложила вето на резолюцию Совета Безопасности ООН, призывавшую Асада добровольно уйти от власти, на том основании, что она «несбалансированна»{692}. Россия последовательно блокировала любые действия ООН – поддерживаемые большинством арабских государств и Турцией, – которые могли бы помочь силам сирийской оппозиции{693}. А российские банки помогали Сирии обходить финансовые санкции. Бывший генеральный секретарь ООН Кофи Аннан покинул пост специального посланника ООН по Сирии и обвинил Россию в том, что она препятствует прекращению кровавой бойни{694}. Его преемник Лахдар Брахими подал в отставку на тех же основаниях. Между тем страны Запада и ряд региональных держав, в том числе Турция, все решительнее выступали за санкционированное ООН вторжение в Сирию в ответ на применение ею химического оружия и уничтожение десятков тысяч мирных жителей.

Путин же на очередной встрече Валдайского клуба заявил, что Запад должен быть аккуратнее в своих желаниях. Эти предостережения соответствовали позиции России за десять лет до того в преддверии войны в Ираке. Мятежи в арабском мире (а Путин, как и большинство представителей российской власти, избегал называть эти восстания «арабской весной») могли спровоцировать активизацию исламистских партий радикального толка. Россия, без сомнения, опасалась, что в государствах Ближнего Востока к власти придут представители радикального суннитского исламизма, поскольку это грозило дестабилизировать положение в регионе и спровоцировать на выступления беспокойное мусульманское население Северного Кавказа. По мнению Москвы, режим Асада служил защитным бастионом от распространения угрозы радикального исламизма. Пока США и их союзники предпринимали упорные попытки выработать резолюцию ООН, которая была бы приемлема для Москвы, Россия призывала организовать диалог между сирийской властью и сирийской оппозицией.

После переизбрания Обамы на второй срок в ноябре 2012 года американо-российские трения относительно Сирии (а также «Закона Магнитского» и его последствий) обострились. В течение нескольких месяцев ни одному официальному представителю Вашингтона не удавалось добиться встречи с Путиным. Но наконец поступил сигнал, что Россия готова возобновить контакты, и в апреле 2013 года в Москву отправился советник по национальной безопасности Томас Донилон. Он вез адресованное Путину письмо Обамы, где предлагалась повестка их контактов и предложение проводить встречи дважды в год{695}. Зато у государственного секретаря США Джона Керри, который в прошлом председательствовал в сенатском комитете по иностранным делам, по общим отзывам, сложились более теплые отношения с его российским визави Сергеем Лавровым, чем у двоих его предшественниц, Хиллари Клинтон и Кондолизы Райс. Керри прибыл в Москву в мае 2013 года, когда всеобщее внимание было приковано к свидетельствам применения химического оружия в Сирии{696}. Керри и Лавров объявили, что намереваются созвать международную конференцию по Сирии с участием представителей всех воюющих группировок, чтобы путем переговоров добиться урегулирования{697}. Правда, было непонятно, увенчаются ли успехом эти старания, да и вообще могут ли Америка и Россия найти общее решение для сирийского конфликта. Россия по-прежнему стояла на той позиции, что Совет Безопасности ООН не должен иметь касательства к смене режима в какой бы то ни было стране{698}. Путин очень точно сформулировал свои взгляды по Сирии во время очередной длинной пресс-конференции: «Безусловно, перемена востребована. Нас другое беспокоит: что дальше будет»{699}.

К моменту очередных президентских выборов в США в ноябре 2012 года четвертая перезагрузка в американо-российских отношениях уже исчерпала себя. Билл Клинтон когда-то верил, что с приходом в Кремль нового лидера удастся выстроить качественно новые отношения между США и Россией. Точно такие же надежды на Владимира Путина поначалу возлагал и Джордж Буш-младший. Барак Обама задумывал перезагрузку, исходя из той посылки, что при молодых лидерах, не заставших эпоху холодной войны, Соединенные Штаты и Россия сумеют выстроить свои отношения иначе. Словом, все три президента США изначально видели нечто многообещающее в своем российском коллеге, что и питало их надежды на улучшение отношений. Тем не менее к концу первого президентского срока каждого из них американо-российские отношения всякий раз оказывались в пучине разногласий. Во время второго срока Клинтона и Буша отношения двух стран еще больше ухудшались. Инициированная Обамой перезагрузка начала пробуксовывать, когда Путин объявил о своем возвращении в Кремль, и совсем заглохла к лету 2013 года.