Тогда как в случае с Иудой, задеваются божьи умыслы. Вот тут-то и возникает свой вопрос, какое наказание заслуживает тот, кто предал сына божьего, доказательством чему, предположим было только то, что он нёс в себе источник веры в это. Скажешь, что только смерти заслуживает Иуда, который, между прочим, не один отрёкся от сына человеческого. Ну, а что же насчёт божьего всепрощения, которое по его же заявлению, простирается на всех и вся в этом человеческом мире. И что поделать, когда человеческое в Иуде взыграло? Да и оно не могло не взыграть, раз он не сын божий. А то, что он, грехом самоубийства, который был признан за грех, в большей степени из-за знаковости имени Иуды, решил искупить свой грех предательства, разве не говорит о его раскаянии.

И вот тут-то и возникает ещё большее множество противоречивых вопросов, на которые, пойди найти ответ. Сам же акт самоубийства Иуды, между прочим, позволил расставить все точки на i в этих спорах о его роли во всей этой спасительной истории, где многих, очень уж сильно смущала ничтожность суммы за это предательство – по конспирологическим версиям значащее, либо имевшим место сговор Иуды со спасителем, либо же фанатичную, но определенно ложную веру Иуды в иное предназначение Иисуса.

Ну, а после того, что с собой сделал Иуда, многие заявительные версии само собой отпали, ведь не мог же сын божий, будучи в сговоре с Иудой, обречь того на вечное проклятие. А ведь именно акт самоубийства Иуды, послужил доказательством его раскаянья, и как гласит завет, только через раскаянье придёт прощение, которое в данном частном случае, не только не спешит прийти, а выдвигает обвинения в том, что самонадеянность в таких случаях, всегда есть вызов богу. И не для того собственно, человеков делали, чтобы они по своему волеизъявлению, решали определять свой жизненный срок. – Заметив что-то или кого-то, Астарота затих и, приставив палец ко рту, дал знак Аббадоне, что сейчас лучше будет, если тот притихнет, когда при этом, только сам и раскрывал рот.

Аббадона же, не стал вопрошать, что да как, а перенаправив свой взгляд в ту сторону, в которую смотрел его товарищ, заметил то, что так привлекло внимание Астароты. И хотя одинокая, движущая по дороге фигура, вышедшая из зарослей леса и делающая последний переход из ложбины, для того чтобы выйти уже на прямой путь, ведущий в жилой сектор, то ещё зрелище, но тем не менее, она живо заинтересовала этих скучающих наблюдателей, которые скорее всего, именно её и ожидали увидеть.

– Ну и торопыга же ты. – Прозвучавший из чащи голос, на время парализовав, заставил остановиться на месте Гериона, которому только и оставалось, как сделать последний рывок, чтобы преодолев этот узкий проход, наконец-то, выйти из этого леса, который не просто испытывает твою душу, но и душит тебя своею прожорливой насыщенностью.

– Кто, я? – только и ответил Герион, пытающийся сообразить, какому такому счастью или стечению обстоятельств, он обязан этой встречи с показавшимся из кустов Астароте.

– А за тобой и не угнаться. Такой уж ты, непоседливый. – Усмехнулся Астарота.

– Чему я обязан такой нежданной негаданности? – Обозрев вокруг себя и, не заметив больше никого кроме Астароты, уверенно заявил Герион.

– Знаешь, чего не любит этот лес, так сказать, место свободной воли. – Ухмыльнулся, спросив Астарота.

– И чего же? – Начав вникать, что суть вопроса не в ответе, начал волноваться Герион.

– А то, что он не любит, когда в него заходят не по своей воле. И тех, кто вознамерился это сделать, он редко выпускает из своих владений. – С тревогой в голосе проговорил Астарота.

– Ну, это мы ещё посмотрим. – Собравшись с силами, дерзко заявил Герион.

– Конечно-конечно. И я даже поспособствую этому, если ты пойдёшь мне навстречу. – Распростёр свои руки Астарота.

– Говори. – Следует резкий ответ Гериона.

– Дай мне то, что ты нашёл. А уж для Думы, мы подберём любой другой подарок. – Сухо ответил Астарота.

– Даже если ты это получишь в свои руки, то тебе без тех, кто имел связь с контактом, ни за что не прочитать его. – Герион поглядывая по сторонам, пытается оттянуть время.

– Это не твоя забота. – Жёстко заявляет Астарота.

– А если.. – не сводя своего взгляда с Астароты, Герион пытается нащупать нужные слова.

– Ну, разве ты хочешь заново проделать тот весь путь, который ждёт всякого духа. Ты же знаешь, только для человека здесь приготовлены свои регенерационные преференции, тебя же ждёт земная жизнь и кто знает, к чему она тебя приведет. – Пододвинувшись вплотную к Гериону, монотонно проговорил Астарота.

– Не напугаешь. Может я, сам этого хочу. – Налившись кровью, произнёс Герион.

– Снова оказаться игрушкой в руках судьбы, начинать всё с нуля. Да не смеши. Никто этого не хочет. – Засмеялся Астарота, глядя на переваривающего слова Гериона.

– А теперь, не двигайся и слушай меня внимательно. – Неожиданно положив свои руки на плечи Гериона и уставившись в упор ему в глаза, проникновенно произнёс Астарота. На что тот, не успев сообразить, как всё это случилось и, почувствовав, что не может пошевелить ни одним своим членом, только послушно кивнул в ответ.

– Знаешь, есть у меня страсть. Люблю я поэзию. – Улыбаясь, проговорил Астарота, на фоне слов которого, до Гериона донёсся приближающийся к нему со спины неясный шум, но не листьев деревьев. Герион было хотел оглянуться, но Астарота, уловив это его желание, тут же нажал ему руками на плечи и, щёлкнув зубами, укоризненно строго посмотрев на него, захрипел: «Я же просил, быть внимательным ко мне», – и ввёл того в новый ступор. После чего, Астарота уже исходящим из него внутренним голосом, начинает читать: «В лесу раздавался …», – вдруг слышится тупой удар, после которого, где фоном служат слова Астароты: «топор дровосека». – Герион, как разделанная на две равные части туша, вначале осаживается на подогнувшиеся ноги, а затем наступает вторая стадия разделения тела, падающего на место, отошедшего в сторону Астароты.

– А вот сейчас, он действовал согласно своей воли и теперь лес, впитав его сущность, с распростёртыми ветвями примет его к себе. – Сказал Астарота, наблюдая за тем, как ветви деревьев, ощутив присутствие свежей крови, стали постепенно тянуться к телу Гериона.

– Ну ладно, надо поспешать. – Опускаясь к телу Гериона, сказал Астарота, принявшись что-то искать на нём. – А-га. Вот он. – Достав из-за пазухи яркий цветок пустоцвета, озарился неестественным цветом Астарота. – А ведь заявления о том, что смерть одинока, есть огромное заблуждение. Как раз смерть, в отличие от жизни,