ушли, спасаясь в темноте опускавшейся ночи. Наши их более преследовать не стали, а поспешили вернуться в порт. Таким образом, мое изобретение, мое внедрение уже принесло свою первую пользу, и кто знает, на какой градус я повернул колесо истории?

В тот же день пришла еще одна новость — в Корее Мищенко вполне успешно столкнулся с противником, атаковав корейский город, занятый японской кавалерией, пехотой и артиллерией и как следует им там наподдал. А наподдав, без особых проблем отошел и потерь в личном составе. И эта новость приободрила наших вояк, доказав, что японцев можно и нужно бить и бояться их не нужно.

Сегодня двадцать седьмое марта, завтра Светлый Праздник Пасхи. И не смотря на войну, люди живут в ожидании торжества, делают закупки в немногих магазинах, пользуются случаем. Японцы нас не беспокоят уже несколько дней, батареи молчат и лишь корабли разведки, да постановщики мин бродят вдоль полуострова, а по ночам Электрический утес беспрестанно чистил море прожекторами. Не далее как неделю назад они заметили японцев, что пытались провести торговые суда к фарватеру порта и затопить их там. Но наши, надо отдать им должное, вовремя сориентировались и успешно уничтожили брандеры. И это было уже второй раз, когда они помешали запереть внутренний рейд. Потом, когда рассвело, моряки осмотрели притопленное торговое судно и на борту под свежей краской с намалеванными иероглифами они смогли разобрать что судно прежде носило английское имя, а на борту нашли британские флаги. И тут все было понятно — британцы не очень-то скрывали свои симпатии к японцам и опять после этого случая по городу понеслись слухи, что они могут вступить в войну. Но слух этот быстро угас.

Сегодня погода с самого утра задалась на редкость солнечная и безветренная. Как нельзя кстати для наших очередных испытаний моточайки. Мы ее еще раз усовершенствовали, укрепили раму, поиграли с геометрией крыла, добавили третий движок и через ременной редуктор вывели на один единственный винт. Конструкция, конечно, откровенно дурацкая и неудачная и имела множество недостатков, но для наших нужд более или менее подходила. Позже мы, возможно, что-то и придумаем, а пока пусть полетает и так. Стартовая площадка у нас была давно готова — на западной стороне Золотой горы, на более или менее пологом ее месте, мои парни соорудили там взлетную полосу, идущую под небольшим уклоном. Летательный аппарат мы доставили туда ближе к обеду, потом час заняли приготовления и вот перед самым стартом я, напутствуя нервничающего Агафонова, поглядывал на лежащий под нами Старый город. Он отсюда выглядел неказисто — низенькие здания, ветхие китайские фанзы, серые и грязные улочки. Поселение наводило тоску.

На гору свою кинокамеру я брать не стал — она тяжела и возиться с ней у меня не было никакой охоты, тем более что мои архары были заняты на постройке нашего нового жилища. Вместо нее, для того чтобы запечатлеть очередное достижение, я вызвал Пудовкина и тот, не смотря на занятость, примчался, принеся с собой свою новомодную пленочную камеру. Вот на нее-то я и попросил его снять наш полет.

— Ну что, Володя, у тебя все готово? — спросил я Агафонова, ковыряющегося в движках. Он там все время что-то проверял, протягивал, подстраивал.

— Давно готово, Василь Иваныч.

— Топлива на сколько взял?

— Минут на тридцать хватит.

— А не много? Может поменьше? Не дай бог упадешь, все меньше шансов загореться будет, да и вес уменьшится.

— Нет, не упаду, — самоуверенно заверил Агафонов, приложив ладонь к ткани крыла. — Как летать я знаю, еще на «Бобре» понял.

— Ну, как хочешь. Тогда давай приступим, чего время терять?

— Ага, давайте, — ответил мой пилот и принялся облачаться в летный костюм, который, по сути, был всего лишь непродуваемым кожаным комбинезоном, что мы пошили еще для полетов над «Бобром». И плюсом к костюму шел карболитовый шлем, на котором я настоял. Агафонов его крайне не любил, потому как на его черепушке эта тяжелая кастрюля сидела крайне нелепо. Ах да, и еще одна вещь — я заставил парня заложить уши ватой, потому что работающие двигателя находились сразу же за его спиной.

Когда он переоделся и занял место пилота, Святослав по очереди завел движки, выждал некоторое время, а затем аккуратно, чтобы не повредить себе руки поочередно накинул ремни на редуктор и винт размеренно замолотил по воздуху. Когда Святослав отошел на безопасное расстояние, Агафонов повернул ко мне голову и сквозь шум проорал:

— Я готов!

Святослав тоже подтвердил свою готовность. Моточайка, стоя на направляющих, удерживалась сейчас лишь одним тросом. Я махнул рукой, и помощник ударом ноги высвободил клин и трос, заскользив через ролик, отпустил чайку. И Агафонов, дав газу, устремился вниз. Очень быстро набрал нужную скорость и, поведя крылом, взмыл в небо словно птица.

Третий двигатель все-таки сделал свое дело. На этот раз моточайка держалась в воздухе уверенно и даже неплохо набирала высоту. Агафонов с легкостью управлял крылом и, выйдя примерно на двухсотметровую высоту, стал закладывать широкие круги. Я наблюдал за ним в бинокль, Пудовкин, отщелкав пленку на старте и вскоре оставшись не у дел, смотрел на чайку из-под козырька ладони. Люди в городе заметили его, задрали головы вверх, кто-то толкал локтем соседа и показывал пальцем в небо.

Мы минут десять наблюдали как мой парень нарезает круги, затем откровенно заскучали. С моей точки зрения ничего интересного на небе не происходило, да и Пудовкин, похоже, разделял со мною это мнение. Потому он, отняв ладонь от глаз, сказал как бы между прочим:

— А знаешь, Василь Иваныч, сегодня к нам в газету из штаба прибегали.

— Ого, и зачем это?

— Телеграмму поздравительную от немцев принесли, просили напечатать.

— Что за телеграмма? — удивился я. — За что нас поздравлять, вроде не сделали вроде ничего?

— Ага, — с кислой усмешкой кивнул журналист, — только это не нам телеграмма адресована, а японцам.

— Не понял? Как это им?

— Ну, там сама телеграмма была на немецком, я ее лично видел. Но я по-немецки не могу, так что могу лишь довериться переводу офицера из штаба. Так вот, он говорил, что телеграмму прислал некто Лео Хердан для адмирала Того. В телеграмме он поздравляет адмирала со взятием Артура и желает японской армии скорейшей победой над нами.

— Вот сволочь, — только и смог высказать свое возмущение. — А кто этот Лео Хердан?

— Да черт его разберет, — пожал плечами Пудовкин, а затем определил отправителю телеграммы его социальный статус: — хрен какой-то немецкий.

Он замолчал, снова устремив взгляд в небо,