— Да. Стало интересно, что у вас тут за вечеринка такая.

— Мы даже не услышали. — Он покачал головой.

— Хватит с ней разговаривать. — Я не выдержал и все-таки сорвался.

Маттиас рассмеялся:

— Ну ты даешь. Я уже и не знаю, хочу ли встречать свою невесту. Смотреть-то на нее хоть можно?

Марина обошла меня, направляясь к Лиле:

— Если подеретесь, то и двух дней ждать не нужно. Но я все равно попробую. Спасем хотя бы Радвана. Не хочется, чтобы единственный нормальный из вас, умирал.

Не знаю, как назвать те чувства, которые я испытал. Может, она пытается вызвать мою ревность? Или Радван ей и вправду нравится? Я уставился на него. Но, кажется, он и сам был удивлен словами Марины. Впервые за долгое время на его лице отразились какие-то эмоции. Он так редко выражал свои чувства, что я даже не мог понять, что это.

Может, лучше и вправду всем сдохнуть? Я Марину не получу, но и этим двоим она не достанется. А после моей смерти она сможет быть счастливой, с кем угодно.

Нет, это совсем уж бред. Наверное, начинает действовать проклятье.

Маттиас заржал на всю мастерскую:

— Вы оба такие… смешные. Как дети, ей богу.

Я собирался сказать, чтобы он заткнулся и не лез в свое дело, а иначе не протянет и обещанного срока, но меня опередила Марина:

— Кого что-то не устраивает, выход — там. Может, начнем?

Наконец, пришла в себя Лиля:

— Да, давайте начнем. Каждая секунда на счету.

Марина едва стояла на ногах. Больше всего ей хотелось закопаться под одеялом и не думать ни о чем. Вместо этого она ввязалась в очередное сомнительное «приключение», которое, скорее всего, ничем хорошим не закончится. Почему бы не дать им всем умереть? Насколько легче стала бы ее жизнь! Потерпеть два дня, и все вернется на круги своя.

Вот только все это — откровенная ложь. Ничего уже не будет прежним. Она сама не будет прежней. Низ живота до сих пор жгло болью.

Марина не понимала, как пережила это. Там, на столе, казалось, что она умрет от боли и унижения. Сейчас ей уже не казалось, что в нутро врезаются раскаленные стальные иглы. Боль стала тупой и ноющей. Разливающейся по животу горячим медом — такая же вязкая и тягучая.

Но еще к этой боли добавлялось чувство ненависти к себе. Дагмар уничтожил все то хорошее, что она начинала к нему испытывать помимо собственной воли. Но в этом унизительном насилии была и ее вина. Она знала, кто он такой. Успела понять, что он не из тех, кто пускает все на самотек и позволяет жизни идти своим чередом. Он зверь, привыкший бороться за свою жизнь. На ее глазах он разорвал в клочья двух человек, даже не запыхавшись. Он обладал невероятной силой. И до сегодняшнего дня эту силу он старался сдерживать. Она же… Она пришла к нему, прекрасно понимая, что играет с огнем. Да еще и напилась, пока ждала его. Чтобы не струсить и не сбежать обратно.

Марина не могла врать себе. Она знала, что он будет в ярости. Знала, что он не останется равнодушным и холодным. Знала, что последствия могут быть любыми. И все равно явилась. А ведь Радван предупреждал, что он будет не один. Что это важная встреча, и весь вечер Дагмар будет занят.

Вот только она была в полной уверенности, что речь идет о женщине. И шикарный стол, заставленный блюдами, которые она даже по телевизору не видела и темными бутылками с этикетками без единой русской буковки, должны были предназначаться романтическому ужину с женщиной. От еды шел потрясающий аромат, а от спиртного веяло десятками лет в темных подвалах. Даже свечи горели! И стояли два красивых, но сдержанных букета.

Тогда она не придумала ничего лучше, чем расстегнуть его же рубашку и устроиться на столе, как самое главное блюдо. Какую бы красотку он не привел, она подпортит им вечер. Но почему она не отступила? Ведь сопротивлялась же ему! Проигнорировала его признание. Усердно лелеяла в душе ненависть и убеждала себя в том, что он просто отберет ее свободу, попользуется и выбросит.

Неужели она не должна молиться, чтобы он привел какую-нибудь сногсшибательную модель, которая заставит его забыть о Марине?

Но вместо этого сходила с ума от ревности и обиды.

Когда увидела Дагмара и еще двоих мужчин, она уже была настолько пьяной, что с трудом соображала. Отравленное вином воображение тут же нарисовало оргию, которую они наверняка запланировали. Наверняка сейчас к ним присоединятся те самые модели, идеально стройные, раскрепощенные и знающие тысячу и один способ ублажить мужчину.

Но никакие моделей и близко не было. Более того он даже этих двоих выгнал.

«Ну, что, рада? Все его внимание сосредоточено только на тебе. Ура! Ты добилась своей цели!»

Цели… Неужели именно этого она хотела в глубине души? Чтобы он наконец сделал ее женщиной и перестал отступать за шаг до самого главного? Он ведь даже признался в любви. В том, что всегда будет верен, будет защищать, будет рядом. Что никогда не полюбит другую.

О чем еще мечтать женщине?

Марина и сама не знала, о чем она мечтает. Она хотела свободы. Той свободы, которую давным-давно у нее отобрали родители. А еще она хотела безумств. Ощутить все то, чего была лишена. Хотела сумасшествия в объятиях мужчины. Она устала бояться быть шлюхой. Мать всегда твердила, что именно так она и кончит, и в результате Марина хотела стать такой просто назло ей. Чтобы потом с гордостью заявить: да, мама, я такая. Потаскушка, какой ты всегда боялась меня увидеть. Продажная девка, раздвигающая ноги под мужчиной и гордящаяся этим.

Что плохого в том, что ей нравилось, когда Дагмар прижимал ее к себе и ласкал ее грудь? Что в этом ужасного? Наверное, она была испорчена еще до того, когда Наташа попала в беду.

Марина старалась убедить себя, что ей противно каждое прикосновение Дагмара, но на деле все было иначе. И за это она его ненавидела.

Если бы он еще не вел себя так… Что ему стоило сводить ее на свидание, подарить какую-нибудь безделушку и наговорить неискренних комплиментов? Да она бы сама бросилась ему на шею.

А теперь в ее жизни все наперекосяк. И как исправить это, непонятно.

Марина очнулась от мыслей, когда Лиля легонько коснулась ее руки:

— Ты в порядке? Если тебе плохо, можно попробовать позже. Думаю, время еще есть.

Марина посмотрела на лежащего мужчину. Он выглядел ужасно. Казался засыхающим трупом. Жуткая гниль с его руки уже виднелась на шее и груди в расстегнутом вороте рубашки.

Она покачала головой:

— У него времени нет.

Морщась от боли, она опустилась на пол.

— У меня не очень это получается. До сих пор не поняла, что нужно делать.

Неожиданно перед ней встал Радван: