Он снова замолчал. Теперь Ванга подождала дольше. Сухов смотрел куда-то между стеной и окном. Всё-таки она спросила:

– А с этим её другом, хакером, ты пробовал вживую связаться? Имя же у него есть?

– Конечно. Но это не просто – он разговаривает с Богом.

– Чего-чего?

– И мне известно где. Он в ашраме. А имя есть. Так-то вот.

– Сухов… Правда, мать твою. А что за ашрам?

– Очень закрытый. У него там все обеты разом: молчит, не моется… Недоступен, словом, для мирян. Вот я и думаю: может, он таким образом со мной общается? Поехал башкой совсем. Понимаешь, духовно просветлился, и…

– Угу. И решил, что уж лучше ему быть алгоритмом, – хмыкнула Ванга. Подумала. – А ты не пытался его спросить о Телефонисте?

– Обижаешь! – заверил Сухов. – И не раз. Видишь ли, личность, которая совершает преступления, не следит в сети. Только то, что нам и так известно. Он ведь, Телефонист, поступает гораздо проще, на случай киберищеек и всяких там ловцов Сноуденов. Просто использует чужие телефоны – и всё.

– Ну да, оставляет их на месте преступления. Одноразовый, мать его.

– Тебе не идёт материться, – сказал Сухов. Подумал, обронил в сердцах: – Чего мне в Индию ехать?.. Понимаешь, я ему поверил с Натальей, когда он, – опять это покусывание внутренней стороны щеки, – сообщил мне то, что могло быть известно только ей. Я ведь даже не знал, что она тогда этим занималась…

– Чем занималась?

– Тот, кто мне пишет, – Сухов постучал по монитору, – когда Наталья умерла, он сообщил мне, что на харддиске её компьютера, вот этого самого, осталось семь тысяч четыреста биткоинов.

– Чего? – у Ванги чуть вытянулось лицо. – Сколько?!

– Вот столько, – ухмыльнулся Сухов. Вздохнул: – Она про них забыла. Тогда это было… пшик. Примерно такой суммой тогда расплатились за пиццу. Это, кстати, была первая в мире покупка за криптовалюту.

– Сухов, ты в себе?! – у Ванги даже несколько подсел голос. – Ты понимаешь, что это за сумма? Ты знаешь, сколько это денег?!

– Ну, знаю, – отмахнулся он. – Они потом перестали этим заниматься. Так, один из опытов, для общего развития, скорее. Я так думаю. Если б Наталья моя была бы сейчас жива, – он улыбнулся, – был бы следак Сухов майнером.

– Твоя жена позаботилась о вас с дочерью, – негромко произнесла Ванга. – И вообще, ты сегодня немного обрушил на меня Вселенную.

Теперь Ванга надолго замолчала. Сухов сидел, курил и по-прежнему смотрел куда-то в окно. А за стеной спала Ксения.

– Вот, Глупость, такие дела, – очень тихо произнёс Сухов. – Сто девяносто тысяч лайков…

Ванга почувствовала, что ускользающая мысль оставляет какой-то неприятный осадок, взяла Сухова за руку, он посмотрел на неё прямо, она хотела что-то сказать, но Сухов уже сам добавил:

– Собственно, всё, что я хотел тебе рассказать. Как думаешь, моя жизнь не менее увлекательная, чем у Форели?

– Вы с ним оба в огромном отрыве от остального человечества, – согласилась Ванга.

Свой личный приступ паники Сухов пережил через пятнадцать минут после показа Ванге старого компьютера своей жены, сразу вслед за неожиданным ночным звонком Форели.

Прошедший день оказался полной катастрофой: прямой эфир, который они не сумели ни предотвратить, ни остановить, исчезновение Пифа, непонятная попытка бегства Григорьева, особенно учитывая мутную историю их возможных взаимоотношений с Ольгой, новые смутные подозрения и новые вопросы, которые плодили всё больше вопросов, а главное – отстранение от дела. Всё рушилось в какую-то беспомощную ватную пустоту, ещё чуть-чуть, и руки опустятся сами, и останется только бессильное дурное ощущение, в котором – словно Форель оказался прав – все начнут подозревать всех.

– Хорошо, что ты здесь, – заметил Сухов, когда они обсуждали сложившуюся ситуацию, – а то бы напился в одиночестве.

Он что-то автоматически чиркал ручкой в своём блокноте для записей и хмурился.

– Да-а, выпить бы не помешало, – согласилась Ванга, задумчиво потёрла переносицу, посмотрела на ночь за окнами. – Ну, от кого-то же ты сбегал, Аркаша? Что о тебе знает Ольга? А-а? Где мы проглядели, Сухов? Кто-то водит за нос Форель, кто-то считает, что Форель водит за нос нас… Чего мы не видим?

– Ольга или Орлов, твой инвалид Дюба, эта его уборщица Мадам, Григорьев, странная выходка Пифа, – перечислил Сухов и устало добавил: – Я не знаю, чего мы не видим.

Ванга отвернулась от окна, посмотрела на спящий теперь монитор Intel Extreme, лучшую модель 2008 года; поймала себя на том, как быстро ей перестало казаться невероятным и даже чудовищным сообщение Сухова о компьютере своей жены, и от этого ощущение опустошающей неопределённости только усилилось. Словно они всё больше угождали в засасывающую воронку Тёмной зоны, барахтались в ней, как слепые беспомощные котята. А ещё у неё кое-что было с собой, в сумочке, написанное от руки на оборотной стороне фото с картиной Форели, и она всё ещё не решалась показать это Сухову. Но придётся, невзирая на неприятное чувство, что тогда уж кто-то, наблюдающий за ними из этой самой Тёмной зоны, возьмётся за них всерьёз.

– Ванга, Простак и Умник не правы, – проговорил Сухов. Он всё так же что-то чертил ручкой в блокноте. – Они готовы заявиться к Форели с ордером и обрушить на него всех собак, но они неправы.

Она помолчала.

– Я знаю… – усмехнулась. – Теперь и ты их так зовёшь?

– Это не зависть к более успешным соперникам, – в голосе Сухова настойчивые нотки, но она его и так слышит. – Иногда действия напролом полезны. Очень даже эффективны. Но сейчас это может навредить, – и уверенно добавил. – Навредит!

Она кивнула.

– Это не преступление, понимаешь? – настаивал Сухов. – Хуже. Это ошибка.

Ванга кисло улыбнулась. Он сейчас цитировал её собственные слова. А она кого цитировала? Талейрана? Потом она поняла, что пора, и открыла сумочку. И тогда зазвонил её телефон. Ванга перевела удивлённый взгляд с экрана на тарелку с часами на белой стене – какая-то гречески-морская тема – и на Сухова:

– Это Форель.

Сухов бросил на неё быстрый взгляд:

– Ответь, конечно, – и наконец смог позволить себе чуть более расслабленную улыбку. – Ещё один Тот, Кто Звонит Тебе по Ночам.

Поднялся, закурил. Слушал и смотрел на Вангу. Даже сквозь телефон было слышно, что всегда весёлый, даже порой раздражающе беззаботный голос Форели сейчас напряжён. Он здорово напуган. И собственной книгой в том числе. Сухов вспомнил его слова, что теперь у них совсем нет времени, и снова подумал, что Простак и Умник не правы. И что их ошибка может дорого стоить. Снова уселся, вытянул ноги, и теперь уже левой рукой взялся за шариковую ручку, смотрел на Вангу и рисовал какие-то каракули в блокноте.