– Поэтому, как вы выразились, «семья»? Ведь ваш термин? – отметила Ванга. – Мы части его этой бредовой «семьи»?

– Очень приблизительный термин, – Форель постучал подушечками пальцев по краю стола. – Да, в этом смысле мы для него важны. И это может стать опасным для наших близких. Они тоже часть «семьи», но функции, которые можно переставлять как угодно. Ольга очень удобна, чтобы манипулировать мной. Ксения, уж простите, Сухов, – прямой и самый короткий путь к вам. Пока конструкция прежняя, и функции определены – всё нормально. Но стоит чему-то измениться… Я вовсе вас не пугаю, но мы все на грани. Поэтому так опасно, что вас отстранили. Я бы очень хотел ошибаться, но…

– Договаривайте, – сказал Сухов. Его взгляд сделался каким-то тёмным.

– Если б вас отстранили в самом начале – нет проблем! Он нашёл бы себе другую «семью» для своих ядовитых игр.

– Обладание, «семья» никуда не делись, но статус-кво нарушен. Вы это имеете в виду? – спросила Ванга.

Форель кивнул:

– Привычные функции изменились. И как он захочет там дальше применить своё право на обладание… Условно говоря, если я вдруг перестану писать то, что попадает ему в унисон, он, так же всё ещё считая частью «семьи», спокойно перережет мне горло. Просто реализует, употребит функцию по-другому. Понимаете, о чём я?

– Мы в безопасности, пока пляшем под его дудку? Что-то вроде этого, – сказала Ванга.

Форель покивал:

– Пока играем отведённые нам роли. Ему с нами интересно. Поэтому, Сухов, он и говорил, что разочарован, когда вы чего-то не догоняли… Понимаете? И лишить его этого…

Сухов мрачно слушал, но, видимо, жестикуляция или слегка наивный напор Форели его смягчили. Он посмотрел ему в глаза, усмехнулся:

– Как вы всё подвели – мотивы поступков… Не будь я всё же уверен, что вы не Телефонист, то прямо хоть сейчас же…

– В каталажку, – вздохнул Форель. – Опять в неё, родимую.

Теперь оба смотрели с улыбкой друг на друга. Ванга опять подумала, что эти двое вот-вот могут стать друзьями. Если бы не то, что сейчас кромешной тьмой стояло между ними. Функции в чьём-то больном мозгу, части чудовищной «семьи», и если хоть на миг покачнётся хрупкий баланс, эта тьма не пощадит никого. И каждый из них может стать причиной трагичных бед другого. Поэтому из этой дружбы, скорее всего, ничего не выйдет.

– Но это, конечно, я вам сейчас описал психопортрет своего персонажа, – сказал Форель. – И не уверен, насколько он совпадает с тем, кого вы ищете.

Потом он чуть помялся и спросил уже не таким твёрдым голосом:

– Но вы мне обещали… Я всё понимаю про тайны следствия… Видите, Сухов, я много всего понимаю, хоть сразу в каталажку. Но с опережением… Эти «Две свечи»… Всё равно не укладывается в голове.

Сухов с Вангой переглянулись:

– Ну, это только версия, – предостерёг Сухов. – Но в общем, чего уж там… Похоже, всё немного более рационально, и сумасшедший дом пока не грозит. А вот откуда утечка, выяснить теперь придётся.

– Простите? – не понял Форель.

– У нас есть предположение, – начала Ванга. – Ну вот, смотрите сами…

Она открыла свою сумочку и выложила на стол три отпечатанных на принтере фотографии.

Форель хмыкнул:

– Это ж моя, с позволения сказать, картина.

– Именно, – подтвердила Ванга. – А это фото места преступления, того, что «Две свечи».

– К сожалению, – произнёс Форель.

– А третья – фото из квартиры Кривошеева, где… резиновая женщина.

– Та, что появилась прежде… моего текста.

– И вот, по её мнению, не было никакого «прежде», – сказал Сухов. – И похоже, она права.

Форель захлопал глазами. И облизал губу, совсем как собственный персонаж.

– Смотрите, – попросила Ванга. – Вот если положить фотографии в другом порядке, ну вот, смотрите, между какими больше сходства?

– Я не понимаю… – Форель казался слегка озадаченным.

– На это мы и попались, это и стало камнем преткновения. Глядите: ваша картина, верно, свечи и гильотина только обозначены, как всё сработает, ещё не ясно.

– Я тогда и сам ничего не знал, – сказал Форель. – Это был лишь образ…

– В том-то и дело! – Ванга с лихостью напёрсточника перекрутила и положила всё по-другому: рядом две фотографии и третью, с места реального преступления, отодвинула в сторону. – Для того, чтобы устроить инсталляцию с резиновой женщиной вовсе не обязательно было дожидаться вашей рукописи. Хватило и картины. Понимаете?

– Постойте… Но… Вы имеете в виду…

– Ну? Увидели?!

– Я… но… Звонки вам, и всё другое?

– Всё в точности повторяло стилистику прежних преступлений.

Форель несколько ошалевшим взглядом смотрел на фотографии.

– Правда, – хрипло произнёс он. – Между этими двумя сходства больше.

– Увидели, – Ванга кивнула. – Ясно, в чём была наша ошибка? Мы оказались в плену своих собственных рассуждений. Потому что события следовали одно за другим очень быстро. Такую вот ловушку подбросило сознание. Но стоило это увидеть, с картиной вашей, и вся чертовщина улетучивается.

– Чёрт, – сказал Форель, недоверчиво усмехнулся и повторил гораздо громче: – Чёрт!

– Мы сочли, что резиновая женщина была предупреждением Телефониста. Его игрой, предтечей будущего реального убийства, а это оказались не связанные вещи. Два разных преступления, не связанных друг с другом.

– Но ведь тогда… – Форель напоминал сбитого с толку ребёнка.

Ванга опять улыбнулась писателю:

– Если б вы знали, сколько мы сломали об это копий. Нам известно наверняка, кто принёс резиновую куклу, но на момент первого убийства у него железное алиби. Нам казалось, что мы в конец запутались, а потом…

– Разное авторство? – Форель вскинул на неё испытующий взгляд.

– Как вы сказали? Именно это! – одобрила Ванга.

– Быстро схватываете, – расщедрился на похвалу Сухов. – У нас ещё один игрок. Скорее всего, вообще не имеющий отношения к остальным преступным деяниям.

– Чёрт, – снова пробормотал Форель.

– Мы называем его Пифом, – добавила Ванга. – Но это неважно.

– Но… зачем? – Форель всё ещё с искренним недоумением смотрел на них.

– Этого мы пока не знаем. Пиф исчез. Что им двигало – хулиганство, или был какой-то другой мотив… Но это он следил за Ольгой и её помощницей Гризли. Только интересовала его именно ваша картина. Чтобы устроить это всё в квартире Кривошеева. Не знаю, что его на это толкнуло, что стоит за этой несколько геростратовой выходкой, но… выясним, конечно.

– Ванга, – Форель прямо-таки просиял. – Но это же значит…