Другое фото: цилиндр, наполовину разъеденное лицо, руки, отделяющиеся от тела в месиве буро-красного цвета. Старик потерял дар речи, уставившись на изображение.

– Французские и бельгийские жандармы уже занялись этим делом, – продолжил Габриэль. – Если вы не ответите мне, совсем скоро вам придется иметь дело с ними.

Адамович снял очки и сжал их в ладони:

– Значит, сами вы не из полиции. Кто вы?

– Отец, который ищет правду, и если придется прождать несколько часов, пока закончится собрание и кто-то из начальства мне эту правду изложит, то я подожду.

Озадаченный профессор снова вгляделся в избитое лицо, потом перевел глаза на жуткие фото. Слегка покачал головой:

– В кислоте… Почти за сорок лет работы я ни разу не слышал ни о чем подобном. Эти тела были под нашей ответственностью, нашей общей, и мне не меньшего вашего хочется понять. Смерть вас не пугает?

– Я привык.

– В таком случае идите за мной.

Мужчины зашагали по коридору. Они прошли через дверь с магнитным замком, спустились на несколько пролетов и очутились в просторном помещении, где группа студентов сгрудилась вокруг профессора и стола для вскрытий. Десятки других столов, каждый со своей вытяжкой и системой очистки, выстроились рядами в безупречной чистоте. Чувствовалась циркуляция воздуха, но воздушные потоки не избавляли от запаха формалина, смешанного с трупным. Профессор Адамович коротко кивнул коллеге и продолжил путь.

– Мы здесь получаем около пятисот трупов в год, – бросил он, поднося свой бейдж к считывающему устройству. – Бо́льшая часть используется на месте для обучения медиков. Из помещения временного хранения, куда мы сейчас войдем, они перемещаются на подготовку, а потом на вскрытие. А затем они… – несколько секунд он подыскивал подходящее слово, – кремируются. Мы тщательно следим за крайне уважительным отношением к нашим донорам. Их личные данные не разглашаются. Единственные сведения, которые сообщаются студентам, – это возраст и причина смерти.

– Вы сказали «бо́льшая часть»…

Адамович толкнул вращающуюся створку, которая вела в помещение вдвое бо́льших размеров, закрыл за собой дверь и зажег свет. Габриэль попал в царство смерти, где угадывался мягкий посвист ее острой косы. Тут стояли восемь огромных прямоугольных прозрачных цистерн, накрытых плотно натянутыми толстыми кожухами. Они были как минимум трехметровой высоты. Внутри – десятки обнаженных мужчин и женщин, лежащих друг на друге, как костяшки домино. Из-за толщины стекла их конечности казались деформированными, а лица вздувшимися, отвратительными.

– Если я сказал «бо́льшая часть», то потому, что другая часть перепродается польским предприятиям, специализирующимся на медицинских материалах. Например, тем из них, кому необходимо совершенствовать протезы, скобы, хирургические инструменты. Мы также снабжаем различные исследовательские центры.

Торговля трупами, бизнес на смерти… Эта мерзость казалась Габриэлю выше его понимания. В текучей тишине он подошел к одному из сосудов. В свете ламп консервирующая жидкость приобретала светло-желтый оттенок и напоминала сироп. Бессловесные обитатели этих продезинфицированных вод походили на грубые резиновые куклы.

– Все это находится под строжайшим контролем и учетом, – продолжил профессор. – Чисто научная заинтересованность третьих лиц, которым передаются тела, должна быть подтверждена. В тех случаях, когда дается зеленый свет, наше руководство подписывает сертификаты, подтверждающие происхождение тела. Получающие такие документы предприятия или центры должны тщательно их хранить, поскольку это совершенно необходимо для отслеживания. Каждый труп, поступающий сюда, регистрируется, информация зашифровывается и дублируется на серверах. Сертификат клиентов лаборатории имеет юридическую силу только в том случае, когда он наличествует также и в наших базах данных. Такой двойной контроль призван, как вы понимаете, помешать спекуляции трупами.

Спекуляция трупами… Выражение проделало извилистый путь в уме Габриэля. Он столкнулся взглядом с существом, чья голова теперь была непропорционально деформирована, поскольку ее слишком раздуло в растворе, опустил глаза и заметил штамп на его бедре: этому телу присвоили номер К324.

– Кому были отправлены интересующие меня тела? – спросил Габриэль у профессора.

Стефан Адамович направился к компьютеру, стоявшему на подставке в глубине помещения:

– У меня только ограниченный доступ к базам данных, например, я не могу узнать личность этих тел или их происхождение, но на ваш вопрос я ответить могу.

Введя пароль, он запустил поиск. Стоя напротив профессора, по другую сторону компьютера, Габриэль почувствовал, как у него пересохло в горле. Он добился своего, сейчас он наконец-то получит последние ответы. Лицо Адамовича скривилось. Светящийся квадрат экрана отразился в его очках, когда он поднял мрачный взгляд на Габриэля.

– Эти номера действительно зарегистрированы… Речь идет о двух телах женского пола, одинакового возраста и веса, которые покинули наши стены двенадцать дней назад и были отправлены в Пясечно, город недалеко от Варшавы. Именно там находится знаменитый пластинариум[80] профессора Дмитрия Калинина.

Дмитрий Калинин. ДК. Четвертый член сообщества. Габриэль не отрывал глаз от губ преподавателя, в то время как электрический разряд проходил через все его тело вплоть до затылка.

– Под пластинариумом вы имеете в виду…

– Место, где Дмитрий Калинин свежует человеческие тела.

79

Оглушенный, Габриэль прислонился к стене, борясь с сонмом черных бабочек, заполонивших все поле зрения. Дурманящий запах формалина вызывал головокружение. Он попросил Адамовича вывести его наружу. Пять минут спустя они сидели на скамейке. Бледный как мел Габриэль хватал воздух глубокими вдохами.

– Объясните, – пролепетал он.

Профессор дернул подбородком в сторону здоровающихся с ним студентов. Он засунул руки поглубже в карманы халата, как будто ему стало холодно. Лицо Адамовича было сумрачным, и никакое солнце не могло ничего с этим поделать.

– В конце девяностых годов Дмитрий Калинин придумал технологию на основе ацетона, заключающуюся в том, что из человеческих или животных клеток удаляется вся вода, с тем чтобы предохранить труп от разложения. Затем он применяет полимеризацию с помощью силикона, эпоксидной смолы или полиэфирного волокна, что делает тело пластифицированным и совершенно податливым. Потом он избавляет его от кожи, чтобы тело предстало во всей сложности своей мускулатуры, вен, артерий или внутренностей. И тогда он может придать освежеванным и не подверженным гниению трупам позы, подобные тем, какие принимают живые существа в процессе своей деятельности. Гуляющие, танцующие…