Райан подался вперед. Что-то его не устраивало.

– Не пойми неправильно, мы оба хотели тебя, – заявил Джо, убавив обороты. – Но папа, видишь ли, вышел на пенсию, а мама зарабатывала мало. Келси пробовала получить пособие, чтобы растить тебя. Мы были детьми, у которых еще молоко на губах не обсохло.

– Мне постоянно снилось, что у тебя черные волосы, – сказала я, машинально трогая свои.

– Серьезно? – опешил Джо. – Надо же! На самом деле я их красил. Хотел быть панк-рокером. Мама чуть не плакала, когда я отказался от пианино ради гитары с анархистским лейблом.

Райан глянул на меня:

– Что ж, теперь понятно, откуда у тебя музыкальные способности.

Я улыбнулась. Мама не умела даже настроить стереосистему в машине.

– Ты играешь? – поразился Джо.

Я кивнула:

– Начала с пианино, потом освоила акустическую гитару.

Райан погладил меня по руке, улыбаясь:

– И голос у нее замечательный.

Джо был впечатлен.

– Вау! Это же классно!

После непродолжительного молчания я перешла к давно мучившей меня теме:

– Джо, ты очень часто мне снишься, а рядом всегда отец, Дэн. И вы деретесь. Буквально, физически. Льется кровь – много крови. Твои зубы, рот…

Джо поморщился и замотал головой:

– Тарин…

– Нет, мне нужно знать. Сон всегда один и тот же, и в конце концов я должна разобраться. У меня кошмары – жуткие, леденящие кошмары.

Райан разинул рот: до него дошло. Ведь я никогда толком не объясняла ему, почему иногда просыпалась в холодном поту. Я кивнула в ответ на его невысказанный вывод. Теперь он понял, и я стиснула его руку.

Джо сидел совсем близко, напротив, и пристально смотрел на меня, крепко сжав губы.

– И конец всегда одинаковый. Ты обещаешь: «Никогда тебя не обижу, малышка». А затем твои зубы краснеют от крови.

Я понимала, что припирала Джо к стенке, но мне было все равно. Пришла пора выяснить, насколько прискорбно разворачивались события в действительности.

Райан сидел совершенно убитый. Этими вещами я никогда не делилась с ним. Наверно, ему было неприятно узнать о них таким вот образом, но с ним я разберусь позже.

– Тарин, – начал Джо откровенно предостерегающим тоном.

– Нет, я должна знать. Почему? Почему мне опять и опять снится один и тот же сон?

Он мялся, почти не дыша, но я устала ждать. Мое сновидение не менялось, и я теперь знала, что это не плод моего воображения. Я вспоминала – снова и снова.

– Просто скажи. Пожалуйста.

Джо шумно выдохнул, затем опять посмотрел на меня.

– Дело было четвертого июля, накануне моей отправки в лагерь для новобранцев. Тебе же известно, что твоя мама погибла в аварии?

– Да, твоя мама говорила, – кивнула я.

Джо посмурнел, страдая от оборота, который приняли воспоминания.

– Это случилось сразу после Рождества, тебе и двух лет не было. Твоя мама Дженнифер и дядя Дэн были людьми не бедными. Он только что получил видный пост в «Корнинг» [14], а моим родителям грозила потеря дома.

Я с усилием сглотнула: пазл начинал складываться.

– Тетя Дженнифер отчаянно хотела заполучить тебя. А я делал глупости, иначе не скажешь… Связался… не с теми людьми.

Я подняла руку, не желая знать, что мной воспользовались в качестве предмета обмена.

– Значит, поэтому наши матери перестали общаться?

Джо побледнел, потом утвердительно кивнул.

– Тарин, – простонал Райан, и я поняла, что он не хотел, чтобы меня из-за этого мучила совесть.

Я отозвалась упреждающей ответной мольбой. Мне еще было что выяснить.

– Так что же произошло четвертого июля?

Джо колебался, созерцая узорный коврик.

– Джо, моих родителей больше нет. Я имею право знать правду. Что случилось?

– На самом деле ничего особенного. Семейный пикник, ерунда.

Я почему-то глубоко сомневалась в этом.

Джо нервничал все сильнее, его широкие плечи поникли.

– Наверное, я был не очень приветлив – с учетом обстоятельств. Частью сделки было то, что ты никогда не узнаешь о своем удочерении. Мне пришлось поклясться, что я никогда не открою истину. Сделать это… – Он чуть задохнулся. – Сделать это было убийственно, Тарин. Ты была моей дочуркой. Моей. Я был с тобой, едва ты появилась на свет, и обещал тебе… Обещал, что никогда тебя не оставлю. Я баюкал тебя, кормил, читал сказки, когда тебя мучили колики и ты не могла заснуть. У меня никого не осталось, кроме тебя, когда эта сволочь погнала по обледенелой дороге и врезалась в нас. Я знал, что нельзя тебя вывозить, но было всего и дела-то, что посадить тебя на сиденье и чуток покатать, ты сразу бы и заснула. Я не мог допустить, чтобы тебя отобрали!

Джилл положила слегка дрожавшую руку Джо на бедро, успокаивая его.

Затряслась и моя. Во сне я была с ним одна и чувствовала, как он касается моих волос и что-то говорит, будто извиняется. А затем появляется отец, готовый убить его. Не коренится ли мой страх близости и отвержения в чем-то ужасном, зверском?

Грудь мне сдавило еще сильнее, так как я боялась услышать ответ на следующий вопрос.

– Ты сделал мне больно?

– Что? – покривился Джо. – О боже, нет! Ни в коем случае!

– Тогда почему папа ударил тебя? Он избил тебя в кровь. А он был уравновешенным человеком – почему же набросился с такой яростью?

Джо смотрел на меня сердито, задыхаясь от досады.

– Потому что я сказал тебе правду! О том, кто твоя настоящая мама, а еще добавил, что я и есть твоей отец – пусть делают, что хотят, но никогда не вырвут тебя из моего сердца. Ты моя дочь, вот почему!

Наш самолет пошел на снижение, приблизившись к Провиденсу. Я следила за временем прибытия на экране, считая до шестидесяти, дабы отвлечься от звона и ощущения заложенности в ушах из-за перепада давления. Я была совершенно измочаленная и выжатая как лимон.

Однако значительная часть меня испытывала облегчение. Встреча с Джо и его семьей, способность вернуть эту часть моей жизни подвергли серьезной проверке мои чувства, но были крайне необходимы.

Я покинула озеро Тахо в надежде, что моя истерзанная душа наконец обретет покой.

Джо показал мне фотографию Келси и отдал насовсем, когда у меня миновал первый шок от нашего сходства. Я стискивала сумку вместе с фото, упрятанным в бумажник. Келси Тремонт оставалось два месяца до восемнадцатилетия, когда той холодной зимней ночью ее не стало.